Читать книгу "Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина"

— Как посмотреть, — хмыкает она. — С одной стороны отдых — это всегда здорово. Так ведь? Я ведь давно собиралась устроить себе отпуск. И коллектив к этому готовила, и себя тренировала не переживать о них… Вот, вероятно, вся эта подготовка пригодится. Только не спрашивай, я не могу сказать куда поеду.

После некоторого давления, она все же открывается. Правда, рассказывает совсем в общих чертах.

— Есть человек, с которым у меня когда-то сложились довольно сложные отношения. — говорит она и я отчего-то понимаю, что человек этот маман глубоко небезразличен. — Мы были партнерами в сделке и пролетели. Крупно пролетели… Формально виновата была я, и он потребовал компенсации. Потребовал, понимаешь? И это после всех заверений в вечной любви и преданности, после сумасшедшей страсти и прочих головоморочений. Потребовал! С тех пор не могу вступать в отношения с бизнесменами. Ни венрю ни одному слову, понимая, чо как только дело коснется денег, вся их влюбленность разлетится, как песочная… В общем, этот мой потребовавший летел, дальше чем видел! И потому, что я не считаю себя в долгу и потому, что взять с меня на тот момент было нечего, и потому что я обиделась до состояния полной невозможности с ним разговаривать… Это было давно. Очень давно…

Человек этот, пусть будет зваться N, вскоре уехал в другую страну и, думаю, неплохо там обустроился. И вот теперь один м-м-м, говнюк, звонит мне с радостным известием. Дескать, тот тип две недели будет в Москве и непременно захочет заглянуть ко мне. «Даже если не захочет, даже если забыл давно ту историю с вашим долгом, уж будьте уверены, я обязательно ему напомню. И адреса подскажу. И суммы которыми вы сейчас ворочаете…»

— То есть тот, который говнюк, стал шантажировать тем, что напомнит о тебе Эну? — переспрашиваю, отчаянно пытаясь разобраться. — И что говнюк хочет взамен своего молчания? Александра Григорьевна, может вам нужно обратиться за помощью к тем молодчикам, что меня от Рыбки и Лилички вызволяли?

— Говнюк не требует ничего. Ему просто хочется поиздеваться. Обращаться ни к кому не хочу — нет повода. Тут ведь не в деньгах дело, никто с меня ничего требовать не станет. Говнюк просчитался. В материальном смысле приезд Эна для меня ничем не опасен. А вот в моральном… Не могу его видеть. Не хочу разбираться, анализировать, ворошить, высказывать… Тьфу! Просто мне нужно уехать от греха подальше. Отдохнуть, отвлечься — это дело… Я не хочу встречаться с N. Совсем не хочу. Когда-то я слишком любила его, чтобы теперь воевать с ним. Правильнее просто не напрягать ситуацию и не допустить встречу. В некотором смысле я даже благодарна говнюку. Он молодец, что предупредил меня о приезде N. А то я лет сто бы еще на этот отпуск раскачивалась! А так, представь: настоящие рождественские каникулы! Как в сказке, как не со мной… — маман явно все уже решила. — Жаль только, что предупредил настолько незаблаговременно. Единственные деньги на руках — твои…

— Ничего-ничего, — лепечу скороговоркой. — Это как раз не самое страшное…

— Бываю люди, встреча с которыми, увы, может окончиться только ссорой, — вздыхает маман. — И при этом, как не печально, именно ссора с этими людьми отчего-то кажется непереносимой. С N мы когда-то расстались очень холодно, но вполне достойно. Я не перенесу упреков и каких-нибудь гадостей в свой адрес из его уст…

Ух! Знала бы маман, как я ее понимаю. Интересно, это наследственность, или все женщины устроены одинаково? Объявившийся в Москве Артур был в каком-то смысле моим Эном… Толкьо еще хуже, потому что расстались мы не из-за его, а из-за моего предательства, то есть «упреки и гадости из его уст» были бы вполне обоснованы. А это еще сложнее…

— Александра Григорьевна, вы едете одна? — на миг мелькает мысль забросить все к чертям и тоже уехать…

— За кого ты меня принимаешь! — обиженно фыркает маман. — Разве может уважающая себя женщина провести раз в жизни устроенный отпуск в одиночестве?! С любовником, разумеется. С каким — еще не решила…

Ясно. Для меня поездка отменяется…

* * *

Грустные мысли табунами мотаются по сознанию. Жизнь прожита в впустую. Мир, который удалось состряпать за это время рассыпается от малейшего дуновения ветра. Совпадения, всего-навсего совпадения, а в результате — я без средств заработка, перспектив и планов на будущее. Нет, разумеется, пока руки-ноги целы, нечего впадать в уныние. Я понимаю это. Я даже примерно представляю уже к кому поплетусь узнавать насчет работы. Именно «поплетусь», потому что желания ни малейшего. Где гарантии, что мой злой рок не просочится в любое место, куда меня угораздит зайти. Снова Лиличка с Рыбкой. Или, как в случае с маман и квартирантами, снова нелепая случайность накорню подрубит вариант, в который больше всего верилось. Ведь я действительно рассчитывала на эти деньги. Как бы там не крутила носом, доказывая, что ни от кого не завишу — рассчитывала… А еще я действительно думала, что Артур всю жизнь будет помнить и желать только меня. А еще я хотела, по-настоящему хотела участвовать в том Мариковском спектакле…

— Вот, — стараюсь выглядеть, как можно бодрее, хотя в душе удивляюсь, как заставила себя все же пойти на это собеседование. Самым сильным желанием еще с утра было — запереться на все замки, отключить телефоны и ждать весны… Общение — не то, что с врагами, даже с самыми близкими знакомыми — казалось убийственно тяжелой задаче. Но вот я здесь. И даже улыбаюсь, и соображаю еще что-то понемногу…

— Заявление, — читает вслух Рыбка с протянутого мною листа, — Прошу уволить меня по собственному… — он поднимает голову. Маленькие поросячьи глазки полны искреннего недоумения. — Ты чего? Нам такого не надо. Работай себе на здоровье, нам на карман. Угнетать тебя тут никто не намерен. Что ж мы, изверги что ль, такой мелкой мстишкой заниматься? Что было — проехали. Раз уж сложилось, что ты снова под нами — давай работать. Мешать тебе никто не намерен. Мы тут такие перемены у вас в театре затеваем! Лиличка с Карпушей такого понапридумывали, будете, как сыры в масле кататься… Не дрейфь — никто тебя гнать не собирается…

— Гнали бы — не ушла бы, — вздыхает Лиличка из-за соседнего стола. Она знает меня лучше Рыбкиного, потому прекрасно понимает мотивацию: — Она не потому уходит, что боится нашей немилости, а потому, что надеется хоть как-то нам этим навредить. Но…

Ан-нет, ничуть не лучше.

— Глупости, — широко улыбаюсь. — Оба вы совершено неправы. Ухожу — во благо себе, а не во вред вам. Кстати, я тут подумала и знаю, как сделать так, чтобы мой уход прошел для труппы совсем безболезненно. Алинка. Есть Алинка, которая давно уже за всем нашими работами из зала наблюдает. Пока ее будут вводить в работу — я поиграю, никуда не денусь. Думаю, Альке пары-тройки репетиций хватит с головой… По типажу она — блестяще оригинальна…

— Ну, уж нет, — фыркает Лиличка. — Вы с ней абсолютно разные… Никаких параллелей. Как это — ее вместо тебя в спектакль вводить?

О Боже, ну за что мне эти мучительные диалоги с нессображающими?

— Умоляю! — вздыхаю совершенно искренне. — Только не сейчас! У меня нет сил ничего доказывать. Не разбираешься в чем-то — промолчи. Доверься профессионалам. Уверяю вас, Марк одобрит кандидатуру Алинки с огромным удовольствием, а сама она с большим интересном возьмется за работу. Я не стала бы говорить, если б не была уверена в этом. А о нашей с Алинкой разности… Лилия, ты уж извини… Может, ты отличный бухгалтер или секретарь, но как творческая единица — ноль. Не суди о том, чего не можешь почувствовать. Алинка отлично подходит на вес мои роли. Более чем отлично!