Читать книгу "Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский"

– А ты уверен, что этот пленник-европеец существует на самом деле? – шепотом спросил Смуга Маджида.

– Да, клянусь Аллахом! Я его своими глазами не раз видел. Только его так стерегут! Вожак к нему по-особому относится, иногда кажется, что с большим уважением. А иногда, наоборот – что он его ненавидит, – твердо ответил Маджид.

Все замолчали. Вскоре на тихой до тех пор палубе началось движение. По обоим бортам стало по нескольку человек с готовым к бою оружием. Это были негры, либо смешанной крови, но руководил ими европеец. При виде его Новицкий взвился, как пришпоренный конь.

– Тысяча чертей! – энергично выругался он. – Да это же Гарри! Тот, с корбачом.

– Кто? – рассеянно спросил занятый наблюдением Смуга. Когда Новицкий коротко все объяснил, Смуга задумался: – Значит, он человек «Фараона»! Неужто мы убьем двух зайцев разом?

– И одного этого было бы неплохо, – бросил Новицкий. – У меня с ним свои счеты.

Тем временем на палубе откинулись люки, из глубины стали появляться какие-то фигуры. Это были невольники. Они прикрывали глаза от яркого солнца, нетвердо стояли на ногах. Все держали в руках по миске и кружке, им туда что-то наливали. Ели они либо по обычаю негров, присев на корточки, либо стоя. Число их перевалило за сотню. Мужчины, женщины, дети… Некоторых затолкали опять вниз.

– Уберут помещения и вынесут трупы, – вполголоса объяснил Маджид.

Трупы без всяких церемоний выбросили за борт на поживу крокодилам. Новицкий стискивал кулаки, а Смуга смотрел на все это холодным стальным взглядом. За час со всем управились, и невольников снова загнали в трюм.

– Теперь должны вывести брата, – шепнул Маджид.

– А потом? – спросил Новицкий.

– А потом европейца.

Окрестности окутались лиловыми сумерками, на болоте сильно заквакали лягушки. На фоне гаснущего неба повисли тучи москитов. Раздался писк проснувшихся летучих мышей, ласточки искали ночлега. На темном небе выплыл полумесяц, начал свое путешествие по небу и воде. Когда открылись двери коридора, ведущего к каютам, было уже слишком темно, чтобы как следует разглядеть выведенного тройкой мужчин пленника. Но что-то в манере двигаться, может быть, в фигуре пленника заставило сердце Новицкого бешено забиться, его пронзила какая-то невыразимая тоска, печаль по чему-то утраченному навсегда, сжала горло. В молчании наблюдали они за недолгой прогулкой пленника, потом смотрели, как обитатели корабля готовятся ко сну. Со стороны озера поставили стражу. Ночь все тянулась, слышался лишь монотонный плеск падающей воды. Больше ждать было нечего, решили вернуться в лагерь и отдохнуть до утра.

Вильмовский приготовил для них еду, все уселись у слабого костра.

– Есть ли возможность освободить пленников? – спросил Вильмовский.

– Да, но легче всего было бы это сделать в джунглях, – задумчиво ответил Смуга. – Здесь их слишком уж тщательно охраняют. Прорваться со стороны озера невозможно, на это нечего и рассчитывать.

– С военной точки зрения, – вступил в разговор Гордон, который уже послал солдат с рапортом и просьбой о подкреплении, – проще всего было бы занять скалы и потребовать сдаться. А не послушаются, так поджечь это осиное гнездо…

– Я не собираюсь принимать участие в резне, в которой погибнут невинные люди, – решительно воспротивился Новицкий, до той поры, как ни странно, молчавший.

– Прямая атака смысла не имеет, – повторил Смуга. – Тем более, что негры боятся крокодилов.

– Пока будем терпеливо наблюдать и надеяться на благоприятные обстоятельства, – решил Вильмовский. – А сейчас пошли спать, скоро рассвет.

Новицкий никак не мог заснуть, поднялся, когда солнце еще не окрасило горизонт, хотя обычно он не любил вставать рано. Полежать, поваляться немного в постели, разглядывая стены и потолки, потянуться, – все это он относил к приятной стороне жизни. Сегодня же его подгоняло какое-то неопределенное нетерпение. У тлеющего костра уже сидели Вильмовский с Маджидом. Наскоро поев, все трое отправились на вчерашний наблюдательный пункт. В тепле солнечных лучей к верху тянулся влажный воздух. Пароход был окутан туманом, а когда тот развеялся, они могли наблюдать за утренней «прогулкой» невольников. На этот раз вместе с ним вышел и Наджиб, брат Маджида. Европейца же не вывели, Новицкий обратил внимание Вильмовского на это обстоятельство.

Они шепотом поговорили о таинственном узнике, кто это может быть и при каких обстоятельствах он попал в неволю. В конце концов согласились с предположением Маджида, что это, видимо, какой-то христианский миссионер, в последние годы их в Уганде появилось очень много – и английских, и римско-католических. Они часто даже соперничали между собой. Поскольку миссионеры не всегда достаточно уважительно относились к местным, пусть и варварским обычаям, случалось, их убивали[181]. Тем не менее, они внесли огромный вклад в уничтожение рабства в этой части Африки. Промышляющие этим занятием мусульмане их ненавидели. Подобное предположение выглядело вполне резонно.

Тем временем на палубе началось оживленное движение. Выносили стулья, лавки, принесли кресло с высокой спинкой.

– Что-то затевается, – прошептал Вильмовский.

– Похоже на суд. Будут кого-то судить, – произнес Маджид.

– Как это судить? – изумился Вильмовский.

– А вот так! Их вожак считает себя законным владыкой.

– Так ведь он сумасшедший!

Маджид кивнул.

– Клянусь Аллахом, так оно и есть.

На палубе тем временем соорудили временный зал для судебных заседаний с креслом для судьи и столиком для обвиняемого. Сзади встали охранники и несколько негров невольников, их специально вывели для этого случая.

Когда все было готово, появились два черных охранника, одетых в одинаковые белые шаровары, такие же рубашки и жилеты, в руках они держали кривые сабли, за поясом заткнуты по два серебристых пистолета.

– Это личная охрана вожака. Безжалостны и крайне опасны! – прошептал Маджид.

За ними торжественно выступал человек, облаченный в нечто, полностью повторяющее одеяние фараона. Бросались в глаза скрещивающиеся на груди символы власти: бич и скипетр, напоминающий пастуший посох.

«Салли! – промелькнула мысль. – Точно как во сне Салли…» – начал было Новицкий, но тут же застыл, увидев идущего вслед за «фараоном» человека с корбачом. После всех вывели пленника и теперь в свете дня его можно было как следует разглядеть.

У Новицкого перехватило горло, бинокль выпал из рук. Вильмовский хватал воздух ртом, будто его душило, и так замер. Они забыли о Маджиде и его объяснениях, забыли обо всем на свете. Перед ними был Томек. Истощенный, исхудалый, но живой. Живой Томек!