Читать книгу "Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг"

В браке со знаменитым режиссером были особые стороны, и дело тут не только в его темпераменте. Он навлекал на себя общественное недовольство, проникавшее в самую сердцевину их жизни. Ларетай выслушивала по телефону брань и анонимные угрозы по ее и Ингмарову адресу. После премьеры “Источника” по почте пришло письмо с использованной туалетной бумагой. После “Молчания”, тоже весьма спорного ввиду сложной сексуальной темы, ее преследовала слава жены человека, который сломал сексуальные табу. В Германии пресса развлекалась словесными играми насчет “молчание – золото”. Бергман, утверждали тамошние газетчики, сколотил состояние, спекулируя на сексуальных табу, а Ларетай, стало быть, извлекала из этого золота выгоду.

Во многих случаях Кэби Ларетай напоминали о давних бергмановских изменах. Жена шефа эстонского представительства в Лондоне предостерегала ее во время гастролей в английской столице, что на такого человека, как Бергман, положиться нельзя: “Держитесь от него подальше. Он бросит вас, как бросил своих прежних женщин”.

А после одного из ужинов с его родителями Карин Бергман отвела ее в сторонку и задала вопрос, который уже некоторое время ее тревожил. Народ начал расспрашивать ее о сыне, и до нее дошли слухи про какую-то певицу из Оперы, которая якобы ждет ребенка. А отец якобы Ингмар Бергман. Ларетай заверила свекровь, что на самом деле обстоит совершенно не так, что все это не более чем сплетни. Кстати, певица замужем и счастлива в браке. Карин Бергман ответила, что Ларетай – единственный шанс ее сына: “Если он бросит тебя, надежды больше не будет. Тогда я откажусь от борьбы”.

Третий инцидент случился после концерта в Нью-Йорке. Ларетай отдыхала, лежа в постели в гостинице “Дрейк”, на углу Парк-авеню и Пятьдесят шестой улицы. Гостиница в стиле ар-деко пользовалась популярностью у самых знаменитых звезд, там останавливались, например, Фрэнк Синатра и Джуди Гарланд. Когда зазвонил телефон, она сперва подумала, что звонит ее импресарио, который без зазрения совести звонил в любое время дня и ночи. Однако звонил репортер газеты “Экспрессен”, хотел зайти и задать несколько вопросов, потому что Ингмар Бергман сказал по телевидению, что он и Ларетай собираются разводиться. Красавица-пианистка без комментариев все это отмела, но по возвращении в Швецию и в Юрсхольм ее ждала записка от мужа: “Не верь тому, что болтают, пока мы не поговорим”.

На следующий день все выяснилось. Бергман признался, что его сразила страсть. Сказал, что не знал, как получится с этой влюбленностью, и в обычной своей манере попросил жену не предпринимать поспешных шагов, а набраться с ним терпения, в точности то же самое он говорил Гюн Грут, когда влюбился в Харриет Андерссон.

В своих воспоминаниях Ларетай описывает, как происходил ее постепенный уход из жизни Бергмана, красноречивое свидетельство тому – возвращения домой из турне.

Первое: Ингмар встречает на аэродроме, с желтыми розами. Второе: Ленн [Юрцберг, Бергманов фактотум. – Авт.] на аэродроме, с желтыми розами. Ингмар на крыльце в Юрсхольме. Третье: Ленн с розами, Ингмара на крыльце нет, он шеф Драматического театра. Четвертое: никто не встречает. Никого на крыльце. Розы и приветственная карточка ждут на моем туалетном столе. Пятое: никого на крыльце. Никого дома. Никаких желтых роз. Шестое: Бербель [секретарь и домработница Ларетай. – Авт.] встречает на аэродроме. Ингмар переехал. У меня с собой большие букеты, полученные на концертах.

Эрик и Карин Бергман со смешанными чувствами наблюдали результат сыновней манеры постоянно черпать материал для своих произведений из собственных переживаний. Когда они сидели в темноте кинотеатра или на неудобных театральных стульях, то казалось, встречались два параллельных мира. Мир реальный, который они знали и в котором жили, и другой, возникавший на белом экране или на сцене, как когда они смотрели “Травлю”.

Еще один пример – “Причастие”. Главный герой – пастор небольшого сельского прихода, сомневающийся в своем призвании, вере и существовании Бога. В поисках подходящей церкви и вдохновения Бергман вместе с отцом, Эриком, объездил на машине весь Упланд. Пастор одной из церквей опоздал к обедне, так как прихворнул, и настаивал на сокращенной службе. Эрик Бергман возмущенно потребовал полного богослужения и провел его сам.

Гуннар Бьёрнстранд играл сомневающегося пастора, Тумаса Эрикссона, чью фамилию можно трактовать как “сын Эрика”, то есть это сомневающийся пасторский сын Ингмар Бергман, вдобавок такое же имя, Тумас, носил давний возлюбленный Карин Бергман. Когда в феврале 1963 года родители посмотрели фильм, Карин записала в дневнике, что муж был невероятно растроган и для него в чем-то ожило время собственного пасторства в Форсбакке. В остальном фильм не вызвал у нее особого доверия. “Он грубо реалистичен, и, по-моему, люди в большинстве не обратят на него внимания”. Кстати, того же мнения придерживался и сам режиссер. А Кэби Ларетай откровенно заявила: “Это шедевр, но шедевр скучный”.

Позднее в тот год, посмотрев вместе с одной из экс-невесток поставленную сыном в Драматическом театре пьесу Эдварда Олби “Кто боится Вирджинии Вулф?”, где, в частности, играла его бывшая возлюбленная, Биби Андерссон, Карин Бергман записала в дневнике:

Совершенно ужасная история супружества, но сыграна так, что в течение нескольких часов сидишь и слушаешь затаив дыхание. Нас с Гюн усадили в ложу Ингмара, и мы обе наслаждались, что можем спокойно сидеть и переживать. Одновременно ужасно и гениально.

Остается лишь догадываться, какие параллели она провела с собственным браком и тем, что видела в беспорядочных связях сына.

Казалось бы, в означенной ситуации взаимоотношения родителей и Ингмара Бергмана улучшатся, неровный и отчужденный настрой обоих лагерей смягчится, сменится более великодушным и понимающим. Однако все по-прежнему шло вверх-вниз, как раньше.

Нынче вечером заходил Ингмар, но было совсем невесело, ведь он нам теперь как чужой, не расспрашивает ни о нас, ни о Даге, ни о Нитти. Все как-то неестественно, а оттого, что Эрик весь вечер молчит и считает меня лицемеркой, когда я пытаюсь расспросить Ингмара о работе и делах, легче не становится. Лучше бы мы сидели одни. […] Я пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее из вчерашнего вечера и, конечно, чувствую, что у Ингмара свой внутренний мир и живет он не внешней жизнью, но, что ни говори, так много всего стало рутиной и холодом. Не удивительно при всех его успехах и постоянной публичности. Только вот удивительно быть его родителями.

Отзывы Карин Бергман, как всегда, интересны, чистосердечны и совершенно лишены материнской предвзятости. Вот что она пишет о бергмановских постановках двух одноактных пьес Сэмюела Беккета: “В высшей степени мучительное переживание. Я начинаю думать, не слишком ли Ингмар руководствуется в своем выборе собственным несколько негативным вкусом, одновременно ожидая, что люди будут довольны этим обнаженным, печальным театральным событием”. И о его постановке “Саги” Яльмара Бергмана: “Воздушная. тонкая. красивая”.

Карин Бергман не подозревала, что ее сын уже несколько лет имел любовницу в лице замужней Ингрид фон Розен и что у графини была от него дочь.