Читать книгу "Человек со звезды - Сергей Абрамов"

Ким осторожно заглянул в купе проводников.

На диванчике сидел средних лет мужчина в сером железнодорожном кителе, при галстуке и даже в фуражке. Мужчина внимательно читал толстую книгу, обернутую газетой.

Что-то не приглянулось в нем излишне бдительному Киму, что-то насторожило. Может, неснятая фуражка?..

Но тем не менее Ким задал вопрос, потому что молчать не имело смысла – мужчина оторвался от книги и строго глянул на пришельцев: мол, в чем дело, граждане?

– Простите, где Вера? – вот какой вопрос задал Ким.

– Вера? – задумчиво повторил мужчина в фуражке. – Вера, знаете ли, вышла…

– Куда?

– Туда, – мужчина пальцем указал и словами объяснил: – По вагону она пошла, кажется…

– Извините, – сказал Ким. – Мы тоже пойдем.

– Идите-идите, – согласился мужчина и опять в книгу уставился.

Ким шагнул из купе и… замер. Прямо у титана-кипятильника имела место очередная дверь – на сей раз в коридор! – которой ни по каким вагоностроительным правилам существовать не могло. Лишних дверей у нас не строят!

– Мне это не нравится, – сказал Ким.

– Что? – почему-то шепотом спросил Петр Иванович.

– Откуда здесь дверь?

– Может, спецвагон? – предположил Петр Иванович. – Нас же не остановили. Значит, можно… Ты какую-то Веру ищешь, так?

– Веру, Веру…

Ким осторожно взялся за ручку двери. Ким повернул ручку двери. Ким открыл дверь. (Смотри вышеперечисленный набор действий Кима.) И тут же его подхватили под белы руки, прямо-таки внесли куда-то и нежно опустили на пол. И с Петром Ивановичем тот же фортель легко проделали.

«Куда-то» оказалось отлично знакомым Киму, постановщики повторялись. В синем медицинском свете, мертво гасящем истинные размеры декорации, стоял стол, крытый длинной скатертью, а за столом покоились те же Большие Начальники, что час назад (неделю назад? Год назад?.. Пространство и время вели себя здесь прихотливо, озорничали напропалую…) осудили Кима на двадцать лет с поражением в правах. Начальники, не улыбаясь, никак не выдавая знакомства, смотрели на Кима и на ошалевшего Петра Ивановича (не послушался он Кима, не просто удивился – ошалел вон…), и взгляды их ничего хорошего не сулили. Ни первому – отпетому, как известно, преступнику, ни второму – примерному, как известно, комсомольцу и Командиру.

– Где мы? – затравленно прошептал Петр Иванович, прихватив Кима, как тот и велел, за штаны и целенаправленно припухая от страха. (Поставьте себя на его, командирское, место. Спецпоезд, ветер в груди, возвышенная цель в финале, все светло и прекрасно, а тут – зловещая темнота, явно – стол президиума, а в президиуме – уж он-то их с первого взгляда узнал! – Ба-альшие Начальники!..)

– Не бойся, – намеренно громко сказал Ким. – Сейчас нам будут промывать мозги. У тебя есть чего промывать, а, Иваныч?

– Погоди, погоди, – бормотал вконец растерянный Командир. Он, похоже, не ориентировался ни в пространстве, ни во времени. – Какие мозги? Что ты несешь? У меня нет никаких мозгов…

Последняя реплика весьма понравилась среднему лицу.

Мы их станем называть так, как и ранее: среднее лицо, правое и левое. Ибо, как и ранее, они были одним Лицом – Единым в Трех Лицах. Уже упоминавшийся здесь библейский «эффект Троицы».

– Искреннее и важное признание, – задушевно сказало среднее лицо. – Другого я и не ждал. А вы? – обратился он к партнерам.

– Никогда! – сказало левое лицо.

– Всегда! – сказало правое лицо.

– Согласен, – отечески кивнуло среднее лицо. – Так, может, он еще не потерян для нас, а?..

Правое лицо с сомнением молчало. Левое тоже не спешило высказаться.

– К чему он у нас присужден? – поинтересовалось среднее лицо.

Правое лицо подняло руку, требовательно пошевелило пальцами, и в них немедля оказалась толстая папка с надписью: «ДѢЛО» (через «ять»). Такая же, мы помним, и на Кима была составлена. Правое лицо нежно уложило перед средним. Среднее подуло на нее, странички мягко зашелестели, сами собой переворачивались, послушно останавливаясь, где надо.

– Особая мера пресечения, – сказало среднее лицо. – Пожизненное заключение с постепенным изменением режимов.

– Это как? – спросил Петр Иванович. То ли Кима спросил, то ли членов президиума. Поскольку члены молчали, ответил Ким:

– Это просто, Иваныч. Пожизненное – значит, до гроба. Всю жизнь будешь Светлое Будущее ваять. Ну и расти постепенно. Как они говорят, режим менять.

– Что значит «режим»?

– Ранг. Звание. Должность. Сейчас ты просто Командир, а станешь Самым Большим Командиром.

– Пра-авда? – протянул Командир. – А как же теперь?..

– Теперь надо думать, – веско сказало среднее лицо. – Вы совершили преступление. Вы связались с осужденным по другой статье и вступили с ним в сговор.

– В какой сговор? Ни в какой сговор я не вступал.

– А кто ему помог бежать?

– Так ведь напали…

– Не напали, а пришли зафиксировать. По приказу.

– Я же не знал. Надо было предъявить приказ.

– Вы – Командир. Вы обязаны предугадывать любой приказ свыше.

– Ну, знаете ли, я не провидец…

Ким с любопытством слушал диалог, сам в него не вмешивался. Неожиданная радость: Петр Иванович медленно, но верно приходил в себя. Он уже не трясся осиновым листком, не млел под взглядами Больших Начальников, он уже потихоньку начинал отстаивать собственное право на поступок.

– Осужденный быть Командиром должен обладать даром провидца. Это позволит ему не ошибаться в своих командах.

– Ну нет, – не согласился Петр Иванович, – плох тот Командир, который никогда не ошибается. Это значит, что он ошибается, но делает вид, что не ошибается. И других заставляет.

Не очень складно по форме, зато верно по сути, отметил про себя Ким.

– Вы признаете право Командира на ошибку? – В голосе среднего лица слышалась патетически поставленная угроза.

Но Петр Иванович ее не уловил.

– Ясное дело, признаю, – сказал он. – А ребята на что? Чуть что не так – поправят.

– Печально, – печально констатировало среднее лицо. – Положение, видимо, безнадежно. Не так ли, господа?

– Так ли, – сказало правое лицо.

– Увы, – сказало левое лицо.

– И каков же вывод? – спросило среднее и само ответило: – Придется менять меру пресечения… Какие будут предложения?

– Пустите его на свободу, – засмеялся Ким. Ему нравилась мизансцена. Ему нравился диалог – легкий, лаконичный, точный, нравились дурацкие персонажи. Он даже к нелепой декорации привык. – Пустите, пустите. Он на свободе одичает и погибнет.