Читать книгу "Слово в защиту Израиля - Алан Дершовиц"

Как точно заметила философ Джин Бетке Эльштайн в ответ на заявление о моральном равенстве, выдвинутое некоторыми клириками и богословами:

Если мы не можем отличить случайную смерть, приключившуюся от автокатастрофы, от международного убийства, то наша система уголовного правосудия полностью развалится. А если мы не можем отличить убийство боевиков от сознательного истребления мирных граждан, то мы живем в мире морального нигилизма. В таком мире все сводится к одним и тем же оттенкам серого, и мы не можем видеть различий, которые могли бы помочь нам решать политические и моральные задачи.[439]

Такая ошибка в понимании — или хуже того, понимание, но непризнание — фундаментального отличия между сознательным убийством мирных граждан и случайным их убийством в ходе самозащиты отражает в лучшем случае моральную тупость, а в худшем откровенную нетерпимость. Она также поощряет тех, кто сознательно использует убийство мирных граждан как средство достижения «морального равновесия» со своими более человечными врагами в суде общественного мнения. Жестокая ирония состоит в том, что некоторым фанатикам Израиль даже кажется моральным эквивалентом его врагов-террористов. Ноам Хомский, например, считает, что израильские и американские антитеррористические действия еще хуже, чем сам терроризм.

Мое доказательство не основывается на той посылке, что два зла превращаются в добро. Всегда можно найти ошибки с обеих сторон. Мое доказательство — и это главное доказательство в системе цивилизации правосудия — состоит в том, что представление о зле не всегда является абсолютным; существует количественная разница между неумышленным злом и преднамеренным злом. Двое погибших мирных граждан морально не равны друг другу, если один из них был убит специально, а смерть другого произошла от несчастного стечения обстоятельств в попытке предотвратить смерть мирных жителей даже с риском для собственных солдат. И то и другое — зло, так же как смерть двух пациентов больницы от передозировки лекарства от рака — это плохо. Но любой, кто не в состоянии или не желает отличить один случай, когда медсестра-расистка сознательно увеличила дозу чернокожему пациенту до смертельной, от другого, когда пациент умер, согласившись на агрессивную терапию рака, осознавая высокий риск смерти, либо морально слеп, либо сознательно нетерпим. Каждый понимает это отличие, и каждый уверен в нем в другом контексте. Но когда дело доходит до Израиля, простой разум и базовая мораль прекращают работать у тех, кто настаивает на применении к еврейскому государству двойного стандарта.

Даже если Израиль справедливо критикуют за чрезмерную ответную реакцию в некоторых случаях, когда мирные жители попадают под угрозу, все равно не существует морального равновесия между взрывом противопехотной мины, начиненной гвоздями, которые предварительно окунули в крысиный яд с единственной целью максимально увеличить число убитых и раненых среди гражданского населения, с одной стороны, и обстрел террористов при условии, что, возможно, погибнет также несколько мирных жителей, — с другой. И то и другое — зло, но первое намного менее простительно, чем последнее, и все из-за различия в целях. Ни одно цивилизованное общество не рассматривает предумышленное убийство как моральный эквивалент причинению смерти по неосторожности. Это одинаково верно и для Библии, и для Корана, и для международного права — за исключением, конечно, тех случаев, когда дело доходит до Израиля, где существующие издавна различия и всеми принятые законы морали, кажется, забываются.

Для некоторых людей важно верить, что мораль в любом случае относительна и что в мире не существует абсолютного зла. Это особенно верно в отношении людей, которые родились уже после окончания эпохи Гитлера и Сталина. Даже после смерти этих двух идеальных монстров зла, были и другие воплощения чистого зла, такие, как Пол Пот и Иди Амин. Но они жили в далеких странах и не являлись частью повседневного бытия большинства американцев, в отличие от Гитлера и Сталина. Вьетнамскую войну многие из них рассматривали как столкновение между равными в моральном отношении агрессорами. Многие левые считали, что Фидель Кастро сделал много хорошего и много плохого.

Но в мире есть абсолютное зло, и сознательное истребление детей, женщин и стариков на основании их этнического или национального происхождения — это чистое зло, которое не имеет абсолютно никакого оправдания. Отказываться признавать такой терроризм чистым злом означает применять релятивизм ко всему на свете. Можно ли убивать младенцев и школьников только на том основании, что они евреи, есть ли вообще что-нибудь, что находится за пределами приемлемого? В Братьях Карамазовых Федор Достоевский поставил этот вопрос в известном диалоге между Иваном и Алешей:

[Иван] Представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!

— Нет, не согласился бы, — тихо проговорил Алеша.

Вспомните, что и Гитлер, и Сталин находили оправдания для своей политики массовых репрессий и у них было множество последователей, в число которых входили интеллектуалы, представители свободных профессий, художники. Но теперь мы понимаем, что, наверное, ничто не может оправдать уничтожение десятков миллионов невинных людей, хотя некоторые палестинские и арабские лидеры до сих пор оплакивают тот факт, что Гитлер не завершил исполнение своей задачи.

Почему же тогда приличные люди сегодня боятся называть зло его собственным именем? Почему так много людей настаивают на выявлении морального равенства? И почему так много людей описывают худшее из зол — сознательное истребление детей — позитивно звучащими словами, вроде «борьбы за свободу», а оправданные попытки остановить злодеяния, подобные нацистским — собственно нацизмом? Ноам Хомский любит напоминать своим слушателям, что и Гитлер, и Сталин заявляли, что их геноцид являлся по сути антитерроризмом, как бы для того, чтобы предположить, что все, на что наклеивается ярлык антитерроризма — от строительства лагерей смерти, в которых отравили газом миллион детей, до целенаправленной ликвидации одного командира террористов, — одно и то же с моральной точки зрения.

На следующий день после того как президент Буш собрал израильского премьер-министра Шарона и палестинского премьер-министра Аббаса вместе в Акабе, лидер Хамаса Исмаил Абу Шанаб выступил за продолжение террористических атак с использованием смертников и с горечью пожаловался, что Аббас признал, что евреи много страдали в ходе истории: «Он говорил о страданиях израильтян, как будто бы это палестинцы устроили Холокост против евреев, хотя на самом деле палестинцы стали жертвами холокоста со стороны израильтян»[440]. Историческое невежество или самообман в том, что касается истинной роли палестинских лидеров в Холокосте, помноженные на аморальные уподобления нацистских лагерей смерти израильской самообороне против терроризма, сами по себе стали барьером на пути к миру.