Читать книгу "Девять месяцев из жизни - Риза Грин"

– Всегда так делает. Тодд сказал, что они говорили с врачом, и он сказал, что так бывает у многих детей. Для них это серьезное переживание – они стараются, напрягают мышцы, а когда встают с горшка, мышцы расслабляются, и кишечник начинает работать. Это кошмар какой-то.

Бедная деточка. Как я тебя понимаю. Я никогда не смогу это сделать при Эндрю, и я без колебаний предпочту умереть от токсикоза, чем усесться какать посреди гостиной.

Кстати, о работе кишечного тракта: что-то она у меня совсем заглохла. Я встаю и спускаю воду.

– Хорошо, – говорю я. – Говори мне, где он живет. Есть у меня одна идея.

Когда я подъезжаю к дому Тодда, на пороге меня ждет не виданная мной ранее, всклокоченная и немытая версия Стейси.

– Настоящая хаус-фрау, – говорю я ей.

– Иди в жопу, – отвечает она, тыкая меня пальцем в живот. – На тебя посмотрим через три месяца.

– Ну и где он? – спрашиваю я.

– С лучшей нянькой. – Она кивает в сторону гостиной, я подхожу поближе и заглядываю из-за угла. Все, что мне видно, – это пара выглядывающих из-за дивана ножек. На другой стене – плазменный экран, по которому бегает мультяшный человечек в комбинезоне с висящими на поясе инструментами и все время что-то чинит.

– Что за фигню он смотрит? – спрашиваю я. Она закатывает глаза.

– «Мастер Боб» называется. Типа «знай и умей». Он эту пакость восьмой раз смотрит.

Я захожу в комнату и останавливаюсь у дивана, но малыш и не собирается выходить из своего видеотранса, хотя при этом понятно, что он в курсе моего присутствия. У этого Стейсиного кошмара буйные каштановые кудри, с которыми очаровательно смотрится темно-зеленый велюровый спортивный костюмчик от «Пумы». Вылитый Тодд. У меня сердце сжимается в груди, и я тяжко вздыхаю. Как бы мне хотелось мальчика. Чтобы променять на ежедневного «Мастера Боба» предменструальный синдром и врожденную стервозность.

Наконец видео останавливается, и я присаживаюсь на диван. Вот моя стратегия: буду разговаривать с ним так же, как с говорю со своими детьми в школе. Никакого сюсюканья, никакого громкого голоса и упрощенных предложений, все честно и открыто «мы-с-тобой-взрослые-люди». Вот такая стратегия, и я от нее не отступлю, потому что у меня нет ни малейшего понятия, как еще с ним можно разговаривать.

Я уже собираюсь сказать привет, но тут соображаю, что Стейси все время называла его просто «ребенок», и я понятия не имею, как его на самом деле зовут. Ладно, без проблем. Обойдусь.

– Привет, – говорю я, когда он наконец поднимает на меня глаза. – Я Лара. Подруга Стейси. А тебя как зовут?

Он смотрит на меня и усаживается, поджав ноги:

– Еще Боб.

– Так тебя зовут Боб? – спрашиваю я.

– Нет, – говорит он, берет пульт от телевизора и запихивает мне в руку. – Еще Боб.

Понятно. Значит, еще «Мастера Боба».

– Ну, вообще-то, – говорю я, – Боб уже закончился. Давай лучше поболтаем. Я слышала, у тебя проблемы с горшком? – Понижаю голос до таинственного шепота: – Между нами: у меня последнее время те же проблемы.

Он смотрит на меня в упор, и его нижняя губа начинает дрожать. Не успеваю я и глазом моргнуть, как он оказывается на полу, лицом вниз, закрыв голову руками. Выглядит это как картинка из учебных фильмов пятидесятых годов – что надо делать при воздушной тревоге. Только он еще и визжит:

– Ниачу-у-у-у-у! Исе Боб! Исе Боб! Исе-е-е-е-е Бо-о-о-о-о-об!

– Стейси, ау! – кричу я (Стейси на кухне, пользуется возможностью закинуть в себя пару мисок своей законной утренней овсянки). – Кажется, ему требуется еще Боб.

Она заходит в гостиную, продолжая жевать:

– Эйден, прекрати сейчас же. Мы же договорились, смотрим Боба последний раз. Покажи лучше Ларе свои игрушки.

Эйден как ни в чем не бывало вскакивает на ноги и расплывается в улыбке от уха до уха.

– Ашли, – говорит он, – Эйден игушки аазать. Я смотрю на Стейси.

– Он хочет, чтобы ты с ним пошла смотреть игрушки, – говорит она. Я в восторге. Не думала, что она говорит на двух языках. Она явно проводит с ним больше времени, чем говорит. Уик-энд на озере Тахо, блин. Скорее, уик-энд на озере кака. Могу спорить на что угодно, она с ним нянчилась каждый уик-энд, с тех пор как познакомилась с Тоддом. Я ей говорила, что так оно и будет.

Я встаю и иду за Эйденом в его комнату. Меня встречают штук пятнадцать разнообразных Бобов и немыслимое количество прилагающихся аксессуаров, каждый из которых Эйден мне демонстрирует и вручает.

– Спасибо, – повторяю я, получая очередную игрушку. Когда я оказываюсь по пояс заваленной Бобами, я решаю попробовать сменить тему: – Послушай-ка, Эйден. У меня есть замечательная книжка. Хочешь посмотреть?

– Ачу, – кивает он.

Я залезаю в сумку и достаю свою семейную реликвию, которую я получила от Эндрю, когда мы с ним съехались.

– Она называется «Все какают», – говорю я, перелистывая страницы. – Видишь? Здесь про то, как какать.

Эйден в восторге пялится на книгу, потом на меня, потом снова на книгу. Потом он снова смотрит на меня, и во взгляде читается полное недоумение: неужели она серьезно?

– Кака? – спрашивает он.

– Хорошо, – говорю я, – если тебе так нравится, давай называть это какой. Хочешь, чтобы я тебе почитала?

Он застенчиво кивает, потом отходит от меня, поворачивается спиной и с размаху плюхается ко мне на колени. Bay.

– Ладно, – говорю я. – Давай начнем.

Я беру книгу и открываю первую страницу. Эйден тут же вцепляется в нее руками и чуть не рвет страницу пополам.

– Осторожно! – ору я, и он в испуге отдергивает руки. – Эта книжка мне дорога как память. Семейная ценность, понимаешь? – Он мрачно кивает. – Ну, вот и хорошо. Давай посмотрим.

Я открываю на первой странице и начинаю читать:

– У слона большая кака, у мышки – маленькая кака.

– У-у-у, – говорит Эйден, показывая пальцем на изображение огромной слоновьей лепешки, стараясь не прикасаться к странице. – Кака.

– Совершенно верно, – говорю я. – Слон делает большую каку.

Вот и весь разговор «по-взрослому». Я переворачиваю страницы, и мы совместно изучаем верблюжью каку, акулью каку и множество разнообразных как, производимых млекопитающими, птицами и рептилиями. Эйден в полном восторге. Мы быстро осваиваем классификацию какашек, выясняем, у кого коричневые, а кого черные или белые, не говоря уже о круглых и овальных. Впрочем, когда мы доходим до человеческих, он замолкает до конца книжки.

– Все люди и звери кушают, а значит, все люди и звери какают, – читаю я. – Ну вот. Конец. И что ты об этом думаешь?

Эйден поворачивается и смотрит на меня: