Читать книгу "Восток есть Восток - Т. Корагессан Бойл"

— Верно, — сказал он. — Это важно, чтобы понять, что случилось с Кривоногим Билли после самого, можно сказать, кровавого побоища в истории здешних мест. Итак, было это, я думаю, где-то в 1820-м году. Кривоногий Билли с тремя десятками товарищей, совершив набег на хижину очередного поселенца и спасаясь от преследования, укрылся в здешних болотах. Билли ненавидел белых людей лютой ненавистью, хотя сам не был чистокровным индейцем — согласно легенде, у него был белый отец, преступник, сбежавший от суда Линча и скрывавшийся в болотах.

Первые капли косого дождя забарабанили по натянутому брезенту, и Джеф мысленно похвалил себя: хорошо, что он догадался закрепить полотнище не только сверху, но и снизу. Полыхнула молния, басовито раскатился гром, и семья Джефкоутов, оглянувшись вокруг, с удивлением обнаружила, что наступили сумерки. Джефу захотелось курить, однако курить он бросил — вредная привычка и дурной пример Джефу-младшему, они с женой в этом единодушны, — поэтому вместо сигарет вытащил пачку жевательной резинки без сахара и пустил по кругу.

— Близко ударило, — заметила Джули. По ее гладкому, надежному лицу пробегали отсветы костра. Прекрасная женщина, воплощенное мужество, настоящая жена пионера, из тех, что одной рукой будут отстреливаться от индейцев, а другой похлопывать по спинке младенца, чтобы срыгнул после кормления. — Хорошо, что ты натянул брезент. А палатку-то ставить будем? Крыша есть и брезент этот…

Он ответил отечески авторитетно и твердо:

— Ни к чему. И так хорошо.

— А дальше, дальше что было, пап?

— Ax да. Так вот. Ночью разразилась гроза, как сейчас. Кривоногий Билли с товарищами измазали себе лица болотной грязью и подошли на долбленых челнах к краю болота. А там как раз жила семья белых поселенцев, недавно перебравшихся из… ну да, из Нью-Йорка.

— Да ладно тебе, пап, ты же выдумываешь.

— Нет-нет, я читал. Правда. Жили они втроем: муж, жена и мальчик — твоего возраста, Джефи, — и при них собака, немного скота и мул, кажется. Словом, фермеры. Осушили площадь в два-три акра и засеяли жирную землю хлопком и табаком. Всего несколько месяцев как приехали, не успели еще даже дом поставить, спали вот на таком же помосте под крышей, а с боков открыто во все стороны…

— Пап.

Джеф не стал отвлекаться. Он знал, что завладел вниманием сына. Подмигнув исподтишка Джули, он продолжал:

— Кривоногий Билли приказал своим ребятам женщину взять живьем, а мужчин убить и тела бросить на месте. Но хлынул дождь, и один индеец поскользнулся и упал, мушкет у него выстрелил, и все это как раз в тот момент, когда остальные, улюлюкая, выскочили из кустов. «Бегите!» — крикнул отец, и сразу в воздухе замелькали томагавки и стрелы, но мать и сын уже бросились бежать, и отец, сделав несколько выстрелов из ружья, чтобы они успели оторваться от погони, побежал за ними. Но знаете что?

— Что? — прерывающимся голосом переспросил Джеф-маленький, весь подавшись вперед и опираясь локтями о коленки.

— Они выбежали на торфяную закраину, но она отломилась от берега во время бури, и получилось словно во сне, они бегут что есть силы, но — ни с места, а Кривоногий Билли, лицо в потеках черной грязи, над головой занесен томагавк…

В этот миг мощным порывом ветра оборвало вверху завязки брезента, полотнище упало на воду, обдав их тучей океанических брызг. Сбоку и сверху, сквозь решето крыши, хлынул ливень. Джеф-младший и Джули с воплями бросились доставать плащи, а Джеф, вскочив, очутился лицом к берегу. То, что он там увидел, заставило его похолодеть. В полутьме на берегу, позади платформы, обозначилась некая фигура, и это не был ни аллигатор с акробатическими наклонностями, ни медведь, которого они чуть было не встретили, — нет, весь в лохмотьях, ноги колесом, с лицом, перемазанным грязью, там стоял Кривоногий Билли собственной персоной.

Хиро, со своей стороны, не знал, что подумать. Собиралась гроза, заметно стемнело, и не было на всем болоте комара, мошки, клеща, пиявки, овода и прочей кровососущей братии, которая бы не успела его ужалить каждый не менее пяти раз. Перемазанный грязью и блевотиной, весь пустой внутри, как тыквенная калабашка, он, распугивая птиц, рептилий и лягушек, на ослабевших ногах выбрел из трясины под деревья, где вода стояла не так высоко и дно под ногами было потверже. Несколько часов назад, когда солнце жарило прямо над макушкой, он наткнулся на россыпь иссиня-черных ягод и, присев на корточки, набивал рот и глотал, покуда они не полезли назад, поднимаясь кверху, точно осадок в бутылке прокисшего вина. Потом долго лежал без сил и клял самого себя, своего инородца-отца, и крепконогую мать, и Рут: она предала его, дрянь, использовала, вставила в рассказ, употребила по своему капризу, а потом вышвырнула, как мусор. Вода колыхалась, будто колыбель. Он смежил веки под комариное зудение и, всплыв, заснул. Но когда солнце соскользнуло за горизонт и все живое в болоте низринулось на него, чтобы испить свою законную порцию японской крови, он поневоле очнулся. На самом-то деле его разбудили звуки — тихая, напевная мелодия, совершенно неуместно вплетавшаяся в какофонию рева, кряка и писка, беспощадно раздиравшую уши. Флейта, что ли? Неужели здесь, на задворках мира, кто-то играет на флейте? Следом проснулось обоняние и принесло весть об очаге и жарящемся мясе.

Гроза разразилась, когда он, нетвердо ступая, вышел из-за деревьев и ощутил под ногами колеблющуюся, мягкую, но все-таки почву — само по себе уже чудо, — но то, что он увидел, было и вовсе фантастика. Футах в ста впереди из тростника и кустарника поднималось некое примитивное строение, просто навес на столбах, но в нем жили люди, хакудзины, они сидели вокруг огня. Кто это, местные крестьяне? И вот такие у них жилища? Но как могут люди, даже самые грубые, обитать в болоте? Впрочем, это ведь Америка, и здешние жители ничем уже не способны его удивить. Кто бы они ни были — ковбои, молодые республиканцы или торговцы наркотиками, ему совершенно безразлично, он истерзан голодом и отчаянием, весь пропитан болотной водой, он на краю гибели, и эти люди ему нужны.

Однако даже и на краю гибели лучше действовать осмотрительно. Он вспомнил лупоглазого негра, полезшего в драку за своих устриц, и девицу в магазине, где продают кока-колу, и Рут, которая усыпила его бдительность, подчинила его себе, а потом сама же перешла на сторону его врагов и вырвала у него сердце. Он чуял запах мяса, видел укрытие. Хорошо было бы обсушиться, хотя бы минуту посидеть в тепле!.. Но как к ним подступиться, к этим дикарям? Объяснять им, что он голоден, — бесполезное дело, это показал опыт с негром. Подход в духе героев Клинта Иствуда тоже ничего не дал, хотя ругался он правильно и может этим гордиться. Единственный действенный способ это обман Эмбли Вустер поверила, что он — некто по имени Сэйдзи, а если поверила она, то, может быть, и эти люди поверят. Но нужна сугубая осторожность. Люди, которые живут в таких невозможных, немыслимых условиях, что в это даже трудно поверить, должны быть грубыми и порочными. Какое-то даже кино такое было, где горожане плывут на лодках, а на них нападают дикари, засевшие среди скал.