Читать книгу "Смертельные тайны - Кэти Райх"

– Таким, какими их описывают в книгах.

– Точно.

Я отодвинула рыбу как можно дальше.

– Во имя генома! Прокатимся еще раз на «Бэт-мобиле»!

По пути в университетский городок в Двенадцатой зоне Галиано рассказал нам с Райаном, что ему удалось выяснить в первой половине дня. За Хорхе Серано тянулся шлейф приводов в полицию, в основном за мелкие правонарушения: кражи из магазинов, вандализм, езду в пьяном виде. Но обсудить с Хорхе его прежние прегрешения не получилось – парень как сквозь землю провалился.

Напарник Галиано занимался историей Антонио Диаса.

Эрнандес выяснил, что окружной прокурор в начале восьмидесятых служил в армии в звании лейтенанта, в основном в окрестностях Сололы. Его командиром был Алехандро Бастос.

Terrifico[81].

Еще Эрнандес сумел узнать, что под командованием Бастоса служило немало нынешних высокопоставленных сотрудников полиции.

Mucho terrifico[82].

Лаборатория профессора Хименеса находилась в строении М2, бело-голубом прямоугольном здании в центре кампуса. Следуя по указателям «Ciencias Biológias»[83], мы нашли его кабинет на втором этаже.

Больше всего в облике Хименеса мне запомнился зоб – размером с грецкий орех и цвета сливы. В остальном – просто дряхлый старик с пронзительными черными глазами.

Профессор не встал, когда мы вошли, лишь молча смотрел, как мы один за другим возникаем в дверях.

Размером кабинет примерно шесть на восемь ярдов. На стенах – сплошь цветные фотографии клеток на разных стадиях митоза – или мейоза. Точно не знаю.

Ученый не дал Галиано возможности даже раскрыть рот:

– Приходил один, спрашивал про стволовые клетки. Я кратко все изложил и ответил на его вопросы. Больше ничего не знаю.

– Олаф Нордстерн?

– Не помню. Сказал, что пишет статью.

– О чем спрашивал?

– Хотел узнать про линии зародышевых стволовых клеток, исследование которых одобрил президент Джордж Буш.

– И?

– Я рассказал.

– Что именно вы рассказали?

– По данным НИЗ…

– Национального института здравоохранения, – расшифровала я.

– …существует семьдесят восемь линий.

– Где?

Хименес вытащил из кипы бумаг распечатку и протянул мне. Пока я просматривала имена и цифры, Галиано прослушал краткий курс по исследованиям стволовых клеток.

«БресаГен инк.», Атенс, Джорджия, 4;

«СайТера инк.», Сан-Диего, Калифорния, 9;

«ЭС Селл интернэшнл» – институт Монаша, Мельбурн, Австралия, 6;

«Джерон корпорейшн», Менло-парк, Калифорния, 7;

Гетеборгский университет, Гетеборг, Швеция, 19;

Каролинский институт, Стокгольм, Швеция, 6;

«Мария биотек ко, лтд.» – медицинский институт при больнице по лечению бесплодия, Сеул, Корея, 3;

Больница «МизМеди» – Сеульский национальный университет, Сеул, Корея, 1;

Национальный центр биологических наук – Институт фундаментальных исследований Тата, Бангалор, Индия, 3;

Пхочхонский университет, Сеул, Корея, 2;

Институт наук о жизни «Релианс», Мумбаи, Индия, 2;

Университет Технион, Хайфа, Израиль, 4;

Калифорнийский университет, Сан-Франциско, Калифорния, 2;

Исследовательский фонд Висконсинского университета, Мэдисон, Висконсин, 5.

Снова посмотрев на третью строчку в списке, я молча показала ее Райану. Наши взгляды встретились.

– Семидесяти восьми достаточно? – спросил Галиано.

– Черт побери, нет.

У Хименеса имелась странная привычка при разговоре наклонять голову влево. Возможно, зоб давил на его голосовые связки и профессор пытался это скрыть.

– Некоторые из этих линий могут утратить свежесть, или потерять плюрипотентность, или просто разрушиться. Четыре из шести колоний, созданных в одной из биотехнологических компаний США – не скажу, в какой именно, – оказались неустойчивыми. – Хименес фыркнул. – Уже очередь запросов выстроилась.

Он ткнул костлявым пальцем в распечатку у меня в руках.

– Взгляните на этот список. Многие линии – в руках у частных фирм.

– А частные фирмы не любят делиться, – кивнул Райан.

– Совершенно верно, молодой человек.

– Американское правительство что-то делает для того, чтобы обеспечить к ним доступ? – спросил Галиано.

– НИЗ формирует реестр человеческих зародышевых стволовых клеток, но соглашается, чтобы распределением клеточных линий занимались те лаборатории, где они были созданы.

– Стволовые клетки могли бы стать ценным товаром, – заметил Райан.

Хименес издал похожий на кудахтанье смешок:

– После заявления Джорджа Буша акции стволовых клеток взлетели до небес.

В глубинах моего разума вдруг возникла тревожная догадка.

– Доктор Хименес, насколько сложна методика выращивания культур человеческих зародышевых стволовых клеток?

– Студенту-второкурснику это вряд ли удастся, но для специалиста не так уж и трудно.

– Как это делается?

– Берутся свежие или замороженные эмбрионы…

– Где?

– В лабораториях ЭКО[84].

– В клиниках, где пары проходят курс лечения от бесплодия, – перевела я для приятелей-полицейских.

– Клетки извлекаются из внутренней клеточной массы бластоцисты, помещаются в чашки с культурой роста, в которую добавлена сыворотка из коровьих зародышей…

Мое сердце забилось сильнее.

– …на питательных слоях из эмбриональных фибробластов мышей, подвергшихся гамма-облучению, чтобы предотвратить размножение. Клеткам позволяют расти от девяти до пятнадцати дней. Когда внутренние клеточные массы начинают делиться, образуя сгустки, клетки отделяют от периферийной среды, снова помещают в культуру и…

Больше я не слушала. Стало ясно, что замышляла Цукерман. Я бросила взгляд на Райана, давая знак, что пора идти.

Хименес продолжал бубнить про альтернативную методику – внедрение зародышевых стволовых клеток в тестикулы мышей с ослабленным иммунитетом.