Читать книгу "Желанная - Тия Дивайн"

Клей чувствовал себя баловнем судьбы – это чувство не раз обманывало его, когда он вел игру на большие ставки. Ставки, выше которых была лишь жизнь.

А теперь его жизнь была в руках жалкой служанки.

И все же, все же, она не могла его перехитрить. Ей не удастся выудить у него то, что она хочет, а в обмен не дать ничего. Она ответит за смерть отца. И это будет по справедливости – не зря она оказалась хранительницей тайны драгоценностей.

– Мистер Клей...

Это ее голос, тихий, как дыхание.

– Мелайн...

– Бумаги?

– Они у меня.

– Откуда мне знать, что в них то, что мне надо?

– Я хочу то, что есть у тебя.

– Ну да, конечно.

Она не знала, насколько может ему довериться.

– Мелайн, я серьезно. Я не играю с тобой. Я действительно хочу отдать тебе то, что у меня есть, в обмен на драгоценности. Это так просто.

– Совсем не просто, мистер Клей. Отдайте мне бумаги. Я дам вам кое-что, над чем вы могли бы подумать, а сама проверю бумаги.

– Как ты их проверишь? – Внезапно у него родились подозрения. – Ты хочешь сказать, что умеешь читать?

– Я их проверю своим способом, мистер Клей, и лучше вам меня не обманывать, иначе никакого обмена вообще не будет.

– Нет, такие условия меня не устраивают. Я отдаю тебе бумаги, а ты говоришь мне, где спрятаны драгоценности, и дальше мы идем разными путями.

– Думаете, я дурочка, мистер Клей? Думаете, меня так же легко обмануть, как мою маму? Нет, у меня мозгов побольше и я в вас не влюблена, мистер Клей, так что вам меня сладкими речами не обмануть.

Он чувствовал, что в нем закипает ярость. То, что эта жалкая служанка имела над ним власть, казалось верхом несправедливости.

Безумием!

Он обезумел, если позволил себе занять такую позицию, и он едва сдерживался, чтобы не дать волю гневу. Держался из последних сил. У него осталась только неделя, чтобы вернуть долг.

– Дай мне то, над чем я должен подумать, как ты сказала, – ледяным тоном сказал он.

– Дайте мне бумаги, мистер Клей.

Она протянула руку. Какая-то служанка ставила его перед собой на колени.

Он медленно вытащил из кармана документ и провел по ее ладони.

Она схватила бумагу, ухватила за кончик, но он не торопился разжимать пальцы.

– Думаешь, я дурачок? – прошипел он. – Только попробуй потяни – порвешь бумагу, и ничего тебе не достанется. Скажи мне, что я должен знать, и бумага твоя.

Она потянула и услышала грозный звук. Мистер Клей был сообразительным, слишком умным для нее, и так было всегда. Но она, как и мать, не собиралась отдавать все. Если он сможет понять намек.

– Мама сказала:

не ищи в крынке, не ищи в колодце, не ищи в поле и в лавке не ищи.

Оно придет сладким прямо тебе в руки и будет сладким на вкус.

Прямо с земли придет на стол, встанет там, доживет до завтра и окажется прямо у тебя под носом...

Вот оно, мистер Клей.

– Что оно? – не веря своим ушам, грозно спросил он. – Что оно, тупая девчонка? Это же дурацкая речевка, чтобы работать легче, это же – ничего, – прорычал он, вырвав у нее документ. – Черт возьми, ты слышишь меня, Мелайн? Я хочу знать где, и не уйду, пока не узнаю!

Он схватил документ и потянул его за оба конца. Мелайн казалось, что ее душа сейчас порвется.

– Мелайн!

– Я ничего больше не знаю, мистер Клей. Она научила меня этому, когда я была совсем маленькая. Как я могу помнить какое-то тайное место всю жизнь? Что вы думаете?

– Я думаю, что ты лгунья, что ты такая же тварь, как твоя мать, – прорычал он, швырнув документ в темноту.

– Мистер Клей! – Ее крик был полон ужаса.

И это доставило ему удовольствие. Он схватил ее за шею и швырнул на землю.

Глава 17

Найрин просыпалась медленно, нежась в приятной истоме, радуясь тому, что просыпается в постели Питера, и тому, что сейчас он просто не сможет покинуть Монтелет.

Он появился на пороге, одетый как подобает для похорон. – Лучше бы тебе одеться. Они через полчаса приедут.

– У нас еще есть время, любимый, – промурлыкала она.

– Не тот случай, – безжалостно отрезал он. – В том, что касается похорон и свадеб, протокол здесь соблюдают неукоснительно. Не стоит допускать, чтобы Оливия застала тебя в моей постели. – С этими словами он покинул ее.

Найрин неохотно спустилась с кровати и, присев на край, стала решать, что делать дальше.

На самом деле ей совсем не хотелось одеваться. Она бы предпочла весь день проваляться в постели с Питером без всякой одежды. Но когда она в конечном итоге добрела до своей комнаты, то обнаружила, что Люсинда уже приготовила ванну и подходящую к случаю одежду.

– Они приедут в десять, мисс Найрин. У вас не много времени.

– Спасибо, – бросила Найрин и прямо при служанке залезла в ванну. – Мне уже все объяснили. Подай мыло и мочалку. Не надо меня тереть. Я сама вымоюсь. Просто подай мне полотенце и помоги одеться побыстрее.

Если бы она еще могла ей помочь избавиться от всех этих старых дурней, чтобы поскорей остаться наедине с Питером...

Она спустилась вниз как раз в тот момент, когда многочисленные экипажи стали выстраиваться в ряд на аллее перед домом. Дверь столовой была открыта, и тело Гарри было там, одетое как подобает, и в окружении зажженных свеч. Он лежал в гробу из простой сосны, сколоченном Бастьеном и плотником, работавшим на плантации.

Найрин резко отвернулась.

Вчерашняя ночь, вчерашний день – все казалось ей нереальным. Питер ради нее совершил убийство. Он так ее хотел, что ради нее убил собственного отца.

И этого было довольно.

Но теперь, когда соседи, обступив ее, стали по одному заходить в комнату и, преклонив колени, прощаться с Гарри, этого вдруг стало казаться слишком мало.

Гарри похоронили на маленьком кладбище рядом с Мирабель.

Священник говорил, прославляя Гарри как любящего отца и рачительного хозяина, как верного друга и долгожителя прихода. Никаких разговоров о свадьбе и шантаже. Никаких разговоров о нечестных сделках. После смерти Гарри стал уважаемым жителем, каким он всегда хотел слыть при жизни.

Но никто, кроме нее, никем иным его не считал. Только Дейн и Найрин будут знать правду: Гарри пал жертвой расчетливой потаскухи и отдал все, что мог отдать, ради того, чтобы иметь ее. Его грехи ушли в могилу вместе с ним, но не о такой каре мечтала Дейн. Даже у Питера глаза оставались сухими, в то время как все плакали. И еще Флинт стоял с каменным лицом, и никому не дано было постичь, о чем он думает.