Читать книгу "Суперканны - Джеймс Грэм Баллард"

Она высморкалась в уголок простыни. В поисках салфетки я выдвинул ящики туалетного столика — из ее саквояжика торчала целая горсть ампул.

— Джейн, это все петидин. Сколько же ты приняла?

— Да ерунда это. Для меня это лучше, чем перебрать двойного виски.

— Диаморфин? Это же чистый героин.

— Я в порядке! — Она закрыла ящик, а потом с любопытством уставилась мне в глаза. — Ты никогда не пытался меня остановить. По крайней мере, серьезно не пытался. Меня это немного удивляет.

— Ты же врач, ты знаешь, что к чему.

— Нет. — Джейн взяла меня за подбородок, заставляя посмотреть ей в лицо. — Приглядывай за мной, Пол. Я твоя морская свинка. Ты ведь хочешь знать, что происходит с людьми в «Эдем-Олимпии».

— Наверно, ты права. Извини, я этого не понимал.

— Это из-за твоих поисков Дэвида Гринвуда. Ты просто одержим этим. Почему? Потому что мы когда-то были любовниками? Это было очень давно.

— Очень давно никогда не бывает. — Я чувствовал себя слегка уязвленным. — Дэвид восстал против «Эдем-Олимпии». Ведь здесь полигон для будущего нового мира, а он никак не мог с этим смириться.

— Это тебе Уайльдер заморочил голову. Ницше на берегу… Филип Гласе мог бы переложить это на музыку{73}.

— Он говорит об этом вполне серьезно, но у него начинают сдавать нервы. Джейн, мне нужно еще немного времени. Вот почему я бы хотел побыть здесь еще. Давай я тебе все расскажу, а потом уже решай — уезжать нам или оставаться.

— Хорошо… — Она прижалась ко мне — дыхание неглубокое, от восковой кожи исходит затхлый запах, которого я не замечал прежде. Прислушиваясь к медленным ударам ее сердца, я понял, что она истощена до предела.

Я расчистил место между чемоданами и, выровняв подушку у нее под головой, уложил Джейн на кровать, сел рядом, взял ее руки в свои и подумал о ее романе с Гринвудом, об их коротких свиданиях — возможно, в темных прачечных больницы. Я нравился Джейн, но наш брак с ее стороны был одним из последних жестов в духе хиппи, верящих, что только импульсивные поступки придают смысл жизни. От секса и наркотиков нужно было отказаться как бы между делом, чтобы развеять окружающий их миф.

— Пол… я посплю немного. — Я погладил ее влажный лоб, и она мне улыбнулась. Мы услышали гудение рекламного самолета, который приближался к долине со стороны берега, неся в бизнес-парк весть об очередном приморском комплексе зданий или о распродаже мебели. В нескольких сотнях ярдов от нас Уайльдер Пенроуз стоял, вероятно, у своего кухонного окна и смотрел на трепещущий на ветру вымпел, строя собственные, совсем новые планы для своей Новой Ривьеры.

Часть вторая

Глава 31 Кинофестиваль

Самурай на крыше отеля «Нога Хилтон» опустил свой меч, словно не в силах решить, сколько тысяч голов на Круазетт ему снести. Его черный шлем размером с небольшую машину наклонился в сторону моря и подергивался, пока рой техников-японцев возился у него за спиной, по локоть погружая руки в его электромеханическое сердце.

Но внимание толпы было приковано к тройке длиннющих лимузинов, появившихся из проезда от отеля «Мартинес». Зеваки прижимались к перилам, и в сердитых криках, прорезавших возбужденный гул, явственно слышалась угроза. Ладони хлопали по гладким крышам машин, к заляпанным окнам прижимались пальцы, оставляя на стекле смазанные отпечатки. Едва проехал последний «кадиллак», женщина средних лет в бейсбольной шапочке выстрелила из канистры жидким конфетти — и вьющиеся побеги радужных сорняков заплелись вокруг радиомачт. Со скоростью пять миль в час по Каннам шествовал шик-блеск — слишком быстро, чтобы удовлетворить любопытство масс, слишком медленно, чтобы утолить их мечты.

Я сидел за столиком в баре «Блю», дожидаясь Франсес Баринг. Она избегала меня целую неделю, пряталась за автоответчиком в Марина-Бе-дез-Анж, но наконец позвонила на мой мобильник. В голосе ее слышались нарочито заговорщицкие интонации. Она предложила встретиться с утра пораньше в Каннах и выпить по рюмочке, хотя Круазетт мало подходил для тайных свиданий.

В десяти футах от моего стоящего на тротуаре столика к Дворцу фестивалей между рядами охранников и полиции двигались лимузины. Над мысом Пальмовый Берег перед посадкой кружили вертолеты, словно штурмовики, готовящиеся с бреющего полета обстрелять толпу на набережной. Пассажиры в белых костюмах, спрятав лица за огромными солнцезащитными очками, смотрели вниз, как смотрят на восставший народ бандитские генералы какой-нибудь банановой республики. В двух сотнях ярдов от берега стояла на якорях армада яхт и катеров. Они были так переполнены охранниками и телевизионным оборудованием, что море, казалось, вот-вот выйдет из берегов, не выдержав их тяжести.

И все-таки, находясь в нескольких сотнях футов от Круазетт, можно было подумать, что Каннского фестиваля вообще не существует, в чем я только что убедился, проезжая по Рю-д'Антиб. Пожилые дамы в шелковых платьях и жемчугах шли неспешной походкой мимо кондитерских или обменивались сплетнями в salons de thé[25]. Карликовые пудели гадили на своих излюбленных мостовых, а туристы озирали развернутые агентами по торговле недвижимостью стенды, возвещающие о новых жилых комплексах, и готовились вложить свои сбережения в блочную мечту о солнце.

В длину кинофестиваль имел около мили — от «Мартинеса» до «Вье-Пор», где директора по сбыту уплетали блюда с fruits de mer[26],— но в глубину — только пятьдесят ярдов. На две недели Круазетт и ее гранд-отели охотно стали фасадом, самой большой постановочной площадкой в мире. Сами не понимая этого, толпы под пальмами были статистами, приглашенными играть свои традиционные роли. Аплодируя и свистя, они вели себя гораздо увереннее, чем выставленные напоказ актеры, которые, выходя из своих лимузинов, казалось, чувствовали себя не в своей тарелке. Они были похожи на знаменитых преступников, доставленных на гласный суд, отправляемый жюри во дворце, — полномасштабный культурный Нюрнберг с целлулоидными километрами вещественных доказательств, зафиксировавших зверства, совершенные с их участием.

У бара «Блю» в пробке застрял лимузин с флажками «Эдем-Олимпии». Надеясь увидеть Джейн, я привстал из-за столика. Вместе с Симоной и Аленом Делажами она была приглашена на семичасовой показ франко-немецкого фильма, финансировавшегося одним из банков бизнес-парка. После премьеры они должны были посетить вечеринку с фейерверком на вилле Гримальди, дабы засвидетельствовать переход каннской ночи в новый день.

Лимузин медленно полз вперед, а по его крыше стучал целый оркестр кулаков. На заднем сиденье я увидел вальяжно развалившуюся тучную фигуру Паскаля Цандера. Три молодые женщины, бесшабашно самоуверенные, как старлетки, сидели рядом с ним, пытаясь все вместе раскурить его сигару. Они махали толпе, как молодые королевы, осознавая, что переступили порог, за которым наконец-то знаменитость и самозванство стали на несколько восхитительных часов неотличимы друг от друга.