Читать книгу "Гаугразский пленник - Яна Дубинянская"

— Получается, есть.

— Но каким образом? Нужна как минимум разветвленная система связи… в традиционном обществе? Да и вообще такая структура предполагает совсем другой менталитет…

— Смотри, какая ты умная. Может, ты сама гебейщица?

— Может быть.

Моему спутнику (конвоиру?) требовалось совсем немного, чтобы разразиться хохотом, раскатистым, как шум прибоя у подножия Лайи. Впрочем, возможно, это была реакция, отходняк после переговоров со смертовиками. После того, как контрабандист, задав мне пару наводящих вопросов на всеглобальном, выяснил, что я не являюсь стриженой светловолосой гаугразкой (разузнать обо мне что-то большее он и не пытался), переговоры возобновились и несколько раз зависали на грани рукоприкладства и поножовщины, а может, и стрельбы. Он сильно рисковал со мной. Правду говоря, я не совсем понимала, чего ради он так рисковал. Особенно если главной целью было, как он признался теперь, всего лишь «сбросить стволы».

В нагрузку ко мне — или наоборот? — ему удалось выторговать серебряную пороховницу (сомневаюсь, чтобы в ней действительно держали порох), две расписные пиалы и башлык с золотой нитью. Артефакты — так это называется на их профессиональном жаргоне. Которым пользовался когда-то и Роб…

Роб. Вот сейчас мы дойдем до бункера — и все. Никогда мне больше не попасть на Гауграз, чтобы разыскать его… добиться этого было невероятно трудно и раньше, а сейчас, после всего, что со мной случилось, станет вообще невозможно. Впрочем, Слав поможет, наверное, все скрыть, — это в отличие от выкупа предприимчивому нелегалу в его интересах. Но за неделю в Глобальном социуме могло произойти слишком многое: кто знает, как далеко успел продвинуться процесс, запущенный на Любецком митинге… по логике, следующим шагом должно было стать сворачивание всех программ, связанных с выходом на Гауграз, в том числе и по линии Внешнего департамента ГБ. Надо расспросить моего контрабандиста. Он должен быть в курсе.

И еще. Даже если все препятствия преодолимы, хватит ли у меня сил, стойкости, куражу снова рваться сюда? Теперь, когда я знаю, как это — яма с голыми звездами над головой?!

За те семь (или все-таки восемь?) дней я практически не вспоминала о Робе. Думала о другом: пыталась понять и предсказать поведение смертовиков, вычислить мотивации и возможные действия Слава, соотнести масштабы риска и потерь в случае появления ребят из Департамента быстрого реагирования… и еще об Аське, все равно об Аське, хоть это и был верный путь к нервному истощению, депрессии, потере себя. О Робе — почти нет.

Почему?..

Он мог погибнуть еще двадцать пять лет назад; мало ли почему не нашли тело. Да и потом у него наверняка было черт-те сколько возможностей для гибели, геройской и не очень… и для жизни. Которая — как он говорил тысячу раз — никого не должна касаться, кроме него самого. Наверное, я наконец-то начинаю это понимать…

В сорок лет смешно следовать торжественным обетам пятнадцатилетней девчонки, как я это делала до сих пор, постепенно подменив в своем сознании образ Роба куда более солидным понятием Гауграза. Того Гауграза просто нет — самое время процитировать слова Ингара, навечно записанные на жестком диске моего внутреннего персонала; кстати, пора бы стереть их оттуда.

Так вот того Роба, героического нелегала и авантюриста, которого я с обожанием ждала из его выходов, моего единственного — ни у кого нет брата, а у меня есть! — мужественного, свободного… Его не существует тоже.

Пора это признать. Пора смириться.

— Чего ты замолчала? Уже скоро придем. Нет, правда, скажи, с твоим глухой номер? Может, он хоть крышу для выходов сообразит, раз гебейщик?.. Он вообще из какого департамента?

— Особого назначения.

— Жалко. Если б из Внешнего…

Стоп; надо взять себя в руки. Я кое-что хотела у него узнать:

— Смотрю, ты грамотный. Как сейчас вообще с выходами? Я слышала, еще до плена, гебейщикам самим собирались закрутить гайки…

Он пожал плечами:

— А хрен его знает. С этим дембелем полная непонятка. Скоро вообще будет незачем ходить, если рынок на фиг обвалится. Разве что девчонок водить по Коридору для того чудика с Севера — тоже, конечно, запросто может обломаться, он парень непредсказуемый… Слушай, а может, и тебя по Коридору провести, а? — Это снова была шутка, и он снова смеялся, нона этот раз не очень долго. — А с ГБ я дел не имею, меня ребята из отряда прикрывают… и в отряде черт-те что творится. Нету в мире стабильности! Так с твоим есть смысл переговорить? Или я задаром с тобой…

Я усмехнулась:

— А если задаром, то что? Вернешь меня смертовикам?

Его хохот, звонкий и раскатистый, еще отражался от скал, грозя нарушить физическое равновесие экосистемы, когда начались выстрелы. Разом, всплошную. Почти одновременно — с обеих сторон.

Мне повезло. Я увидела и услышала.

А он — нет. Не успел ни увидеть, ни услышать, ни понять. Мне вцепились в плечи уже мертвые пальцы, и широкая улыбка принадлежала мертвецу, и она приблизилась настолько, что зубы расплылись в беловатое пятно, а потом мертвый человек пошатнулся и упал, подминая меня под себя давящей тяжестью, какой не бывает у живых…

Там, вверху, были стрельба и крики, взрывы и плазменное пламя, гарь и смрад, грохот копыт и автоматных очередей, и боевой клич на нечеловеческом языке, и беззвучные лучевые вспышки, и пронзительный вопль боли… И я давно была бы растоптана, если б не пряталась, не цеплялась из последних сил за то тяжеленное, бесформенное, с раздробленными костями, что уже не было человеческим телом — но еще оставалось рессорой, амортизационной подушкой, единственным шансом на спасение…

Я не знала даже, не спросила, как его звали.

Атака гаугразских смертовиков. Благополучно отбитая. Как в игре.

Я выползла из-под того, что раньше было веселым нелегалом. Клочья окровавленного камуфляжа, бурые заскорузлые волосы… наверное, смертовики похоронят его по гаугразскому обычаю. Они всегда хоронят своих убитых, в том числе и тех, кого не могут опознать. Обязательный ритуал, входящий в комплекс культово-обрядовых действий, основанных на доглобальной мифологии традиционного общества… какой бред. В общем, похоронят. А если в Глобальном социуме кто-то ждет его из выхода, то просто не дождется, и все. С бессрочным правом на веру, что он жив.

Попробовала подняться; и тут же снова упала ничком. Нельзя. Вся местность просматривается из бункера… а они всегда сначала стреляют.

Дождаться темноты.

Но в темноте сюда придут оставшиеся в живых смертовики за телами товарищей. К тому времени в бункере начнется традиционная пьянка по случаю отбитой атаки, и окрестности будут всего лишь регулярно простреливаться в автоматическом режиме, что не так страшно. Страшнее опять попасть в их руки, в зловонную яму без потолка… Может быть, меня и выкупят снова: дембель кончился, защитникам Гауграза, как никогда, необходимо оружие. А может быть, и нет.