Читать книгу "Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев"

Чихая и поминутно протирая глаза, слезящиеся от едкого дыма, упорно не желавшего идти туда, куда ему положено и нахально валившего в комнату, он сначала опрометчиво поджег всю папку целиком, почему-то по-прежнему брезгуя марать руки о страницы содержащихся в ней документов, казалось пропитанные ядом и нечистотами. Однако упрямая папка воспламеняться никак не желала, и волей-неволей пришлось жечь бумаги по одной.

Плотные листы хорошей бумаги, покрытые убористым текстом, где отпечатанным на принтерах разных моделей, где написанным бисерным почерком от руки, ксерокопии банковских документов, цветные и черно-белые фотографии, неохотно, но все-таки поддавались пламени, желтели, сворачивались и, наконец, вспыхивали ярким огнем, чтобы через секунду распасться хрупким пеплом, еще какое-то мгновение хранящим следы зловещих секретов, но вскоре уносящим их в небытие. Дискеты и миниатюрные диктофонные аудиокассеты горели чадящим пламенем, распространяя почти трупную, как казалось возбужденному Александру, вонь и плюясь брызгами расплавленного пластика. Сложнее было с гордостью “Сименса” — негорючими “вечными” видеодисками, хранящими сотни миллионов байт информации — скрытых съемок, произведенных бесстрастными охранными видеокамерами в покоях высочайших особ, но Бежецкий, прошедший школу Советской Армии, славящейся своими умельцами-самородками, нашел решение и этой проблемы…

Уничтожение компромата заняло в общей сложности более часа. Александр долго крутил в руках документы, вскрывающие подноготную финансовых махинаций “светлейшего”: силен был все-таки соблазн прищучить эту отвратительную личность, он было бросил их вслед за остальными, но в последний момент передумал и, чуть не спалив брови, выхватил из огня лишь слегка покоробившимися и опаленными по краям.

Закончив, Бежецкий-второй долго сидел на корточках, не замечая боли в затекших икрах, задумчиво смотрел на угасающий в глубине каминного зева огонь и слегка ворошил золу антикварной бронзовой кочергой, отполированной руками пусть “зазеркальных”, но все-таки его прямых предков, казалось чувствуя их теплое крепкое рукопожатие. Постепенно Александру стало казаться, что вся вереница благородных теней, возглавляемая легендарным Бежцом, покинула обжитую веками портретную галерею и теперь толпится за его спиной и с одобрением молча глядит на своего потомка. Вот почти неразличимый в темноте Тихон Бежец, тысячу лет назад заложивший крепость в девственных северных лесах. Вот безымянный Бежец, рубившийся плечом к плечу со Святым Александром в Невской сече. Вот могучий Аникита Бежецкий, по семейному преданию павший под ударами кривых татарских сабель, но не посрамивший православной веры (и за то его осиротевшая семья была обласкана Иваном Калитой). Вот сгинувший в пытошных застенках Грозного царя боярин Сергий (замученный, говорят, по навету родного брата). Вот лихо сносивший в сабельном бою польские и шведские головы тезка первого царя из династии Романовых. А вот и первый граф Бежецкий, Николай, принявший титул из рук Великого императора на палубе плененного шведского фрегата. В дальнем углу кривит в усмешке тонкие породистые губы авантюрист и сорвиголова граф Константин, приведший под скипетр Екатерины II целый сонм островов в Великом океане, за что ему был пожалован чин адмирала и высочайшее прощение предыдущих поистине флибустьерских “подвигов”. А в старинном кресле, некогда принадлежавшем ему по праву, вольготно раскинулся генерал-майор артиллерии граф Алексей, павший под Прейсиш-Эйлау со шпагой в руке. Вот череда более близких по времени предков в вицмундирах, аксельбантах и сюртуках. Все они молчаливо и удивленно взирают на незваного потомка, уже, впрочем, вполне согласные принять его в семью…

Александр не выдержал и обернулся. Никого. Только красные отблески камина играют на полированных гранях тяжелой мебели и столетнем расписном шелке стенной обивки.

Где-то в недрах здания хлопнула дверь и послышался далекий и едва различимый, но явно негодующий голос Клары. Занятый своими мыслями, Александр не обратил на шум никакого внимания и очнулся только тогда, когда дверь, ударив на излете в стену, распахнулась и на пороге возник весь белый от чудом сдерживаемой ярости штаб-ротмистр Бекбулатов. Его появление для Бежецкого было таким неожиданным, что он заметно вздрогнул,

— Где бумаги? — каким-то незнакомым, клокочущим от бешенства голосом проскрипел штаб-ротмистр. Он все понял уже издали по едкому запаху, разносящемуся по анфиладе комнат, но отказывался верить, что эта мокрица, эта грязь на подошвах сапог, эта сексуально-медицинская принадлежность посмела отважиться на подобный шаг.

Александр, не вставая, только молча кивнул на камин, незаметно покрепче перехватывая рукоятку старинной кочерги, в умелых руках способной стать грозным оружием. Как он жалел теперь, что, идя на встречу с Владовским, со ставшей уже привычной аристократической беспечностью оставил свой револьвер в столе и теперь между ним и вожделенным оружием — несколько шагов, каждый из которых мог стать роковым.

Бекбулатов, будто еще надеясь что-то изменить, шагнул к камину. По его лицу, освещенному снизу догорающими углями и поэтому превратившемуся в страшную маску языческого идола, пробежала череда сменяющих друг друга чувств: недоумения, растерянности и, наконец, страшного гнева, от которого на лбу вздулись толстые, как веревки, вены.

— Да как ты посмел? — Голос штаб-ротмистра сорвался на визг. — Как ты посмел, мразь? Ты, поганый…

— Выбирайте выражения, господин штаб-ротмистр. Вы разговариваете с дворянином, — холодно перебил его Бежецкий, решив, что с разъяренным противником, не контролирующим себя, ему будет легче справиться.

— Что?! Ты — дворянин?! — Бекбулатов даже задохнулся, — Да если бы тебя, дрянь, не вытащили из рук этих дикарей, ты давно уже сгнил бы в яме! — Внезапно он остыл. — Это все блеф. Ты не настолько глуп, чтобы уничтожить ТАКИЕ документы. Где они? — Штаб-ротмистр сделал неуловимое движение, и в его руке тускло блеснул кольт.

“Ага, — про себя подумал Александр. — Вот мы и потеряли над собой контроль. Кольт — явный прокол: машинка-то американская, следовательно, запрещена к ношению в Империи. Тем более официальному лицу”.

— Ты прав, Владимир, — примирительно проговорил он. — Я пошутил. Вот они, все на месте.

Рука Александра протянулась в сторону пачки “челкинских” бумаг, “помилованных” и теперь смутно белевших в полумраке на темной поверхности столика у окна. Бекбулатов мгновенно купился на эту элементарную хитрость и, опустив ствол, метнулся за ними. Но Бежецкий не дремал.

Раздался сдавленный вопль: долей секунды раньше кочерга взвилась в воздух и с хрустом опустилась на правое запястье штаб-ротмистра. Бежецкий вложил столько силы и ненависти в этот удар, что Бекбулатова развернуло на месте и отшвырнуло в сторону, а прочная бронзовая кочерга погнулась, будто алюминиевая. Перебитая рука князя повисла плетью, а тяжеленный пистолет, по длинной дуге отлетев за кресло, глухо ударился там об пол, покрытый толстым персидским ковром. Не теряя ни секунды, Александр метнулся к столу, в верхнем ящике которого лежал его верный револьвер.

Однако выведенный из строя, как оказалось, всего на какое-то мгновение Бекбулатов вовсе не расположен был сдаваться. С хриплым гортанным криком он, по-кошачьи развернувшись, взвился в воздух, и пропустивший этот момент Бежецкий получил вышибающий дух удар, врезавшись головой и плечом в книжный шкаф. Зазвенели разлетающиеся вдребезги дверцы, посыпались тяжелые столетние фолианты, а Александр почувствовал, как из разрезанной осколком стекла брови по щеке побежал горячий ручеек. Штаб-ротмистр, бережно придерживая поврежденную руку, крутанулся на месте в заученном приеме, рассчитывая прикончить строптивого противника одним ударом ноги, но вместо податливого тела оглушенного Бежецкого встретил пустоту. Бывший майор ВДВ тоже был не лыком шит и, поднырнув под удар, перехватил ногу противника, летящую ему в голову с силой пущенного из катапульты булыжника, двумя скрещенными в запястьях руками. Тренированное тело бывалого десантника легко вспомнило прочно усвоенные навыки рукопашного боя, и Александр, крутнув ступню нападавшего, заставил того потерять опору, одновременно подсекая ногой. Обычный противник после такого приема уже не встал бы, но только не князь Бекбулатов.