Читать книгу "Искусная в любви - Мэри Бэлоу"

– Вы неожиданно обнаружили новые долги, когда вам показалось, что она в безвыходном положении, – продолжал Фердинанд. – Вы попытались заставить ее вернуться к занятию проституцией, Кирби.

Рокот толпы усиливался.

– Я не…

– Трешем? – холодно спросил Фердинанд.

– Я должен был получить ее на следующей неделе, – сообщил герцог. – За более высокую, чем обычно, плату, поскольку это повысит мой престиж в глазах света, так как я буду первым клиентом после ее возвращения через два года.

Фердинанд сжал челюсти.

– Я только собирался отклонить это предложение, когда увидел это интересное собрание, – продолжил Трешем. – Герцогиня, что вполне понятно, вырвет у меня печень, даже не удосужась сначала убить.

Зрители громко засмеялись, но Фердинанд не присоединился к ним. Он пристально смотрел на занервничавшего Дэниела Кирби; глаза лорда были чернее ночи, подбородок напряжен, губы вытянулись в тонкую прямую линию.

– Вы терроризировали и погубили женщину, рожденную от благородного отца, Кирби, – заявил он, – чья единственная ошибка заключалась в том, что она очень любила свою семью и готова была пожертвовать своей честью ради их свободы и счастья. Вы сейчас смотрите на ее защитника, сэр.

– Послушайте, – сказал Дэниел Кирби, глаза его бегали в поисках дружеского лица или пути к отступлению, я не хочу больше неприятностей – Довольно откровенное заявление, – заметил Фердинанд, – однако меня не заботит, чего вы хотите, Кирби.

Эти неприятности, с которыми вы столкнулись сегодня утром, опоздали на шесть лет. Ну-ка слезай! Тебя стоит как следует проучить!

– Ваша светлость, – Кирби перевел испуганный взгляд на Трешема, – я прошу вас защитить меня. Я приехал с вами с намерением устроить свидание…

– И свидание устроено, – сказал герцог, спрыгивая с своего сиденья и бросая вожжи кучеру, который сидел на облучке. – Так, слезай оттуда, иначе я сам помогу тебе спуститься. Даю тебе пять минут, чтобы раздеться до пояса и приготовиться защищаться! Не таращься так испуганно! Мы не собираемся набрасываться на тебя, словно стая волков. Правда, это была очень привлекательная идея, но большинство из нас – джентльмены, и их, видишь ли, сдерживает понятие о чести. Все удовольствие от встречи выпало на долю лорда Фердинанда Дадли, который назначил себя ее защитником.

Презрительные насмешки посыпались на Кирби со стороны зрителей, когда он остался на своем месте в коляске.

Потом раздались смех и приветственные выкрики, когда лорд Трешем обошел свой экипаж, а Кирби торопливо скатился со своего места. Фердинанд стащил с себя рубашку и бросил ее на траву. Кирби со страхом взглянул на его крепкий торс и перекатывающиеся мускулы и тут же отвернулся. Хотя никто не трогал его, ему казалось, что его загнали на лужайку, которую зловеще окружили несколько десятков джентльменов.

– Раздевайся, – коротко потребовал Фердинанд, – иначе я сделаю это за тебя и не остановлюсь у пояса. Это будет честный поединок. Если ты повалишь меня, ты волен уйти. Никто из присутствующих тебя не остановит. Я не собираюсь убивать тебя, но хочу проучить собственными руками. Если думаешь, что тебе поможет падение на землю, то ошибаешься. Ты потеряешь сознание к тому времени, как я окончу свое наказание. Теперь я скажу то, что должен сказать. После того как ты достаточно оправишься и будешь готов путешествовать – это займет неделю или две, – ты уедешь так далеко, чтобы между нами лежал океан. Этот океан будет разделять нас до конца твоих дней.

Если я услышу, что ты возвращаешься, я поймаю тебя и снова накажу – твоя жизнь будет висеть на волоске. Не спрашиваю, понял ли ты меня. Ты – мерзкий тип, но, очевидно, смышленый, смышленый настолько, что выбрал своей жертвой молодую, уязвимую, любящую девушку. Я буду драться за нее, чтобы восстановить ее честь перед лицом этих свидетелей. Снимай же свою рубашку!

Минуту спустя Дэниел Кирби, низенький, толстый и белокожий, стоял, дрожа, в кругу враждебно настроенных, язвительных зрителей. Когда Фердинанд направился к нему, он тут же сломался – упал перед ним на колени и умоляюще сложил руки.

– Я не боец, я миролюбивый человек, – простонал он. – Отпустите меня, я сегодня же уеду из Лондона. Вы больше никогда не увидите меня. Я никогда больше не потревожу вас, только не бейте.

Фердинанд вытянул руку и ухватил его за нос двумя пальцами. Держа Кирби таким манером, он заставил его подняться, так что тот встал перед ним на цыпочки, с безвольно опущенными руками, дыша широко открытым ртом, что вызвало приступ гомерического хохота у зрителей.

– Ради Бога, парень, – с отвращением произнес Фердинанд, – встань на ноги и сделай хоть один удар. Прояви хоть видимость самоуважения.

Он отпустил его нос и на мгновение встал перед противником на расстоянии вытянутой руки, опустив руки и не защищаясь, но Кирби лишь прикрыл обеими руками свой пострадавший нос.

– Я миролюбивый человек, – повторил он.

Итак, это было самое настоящее наказание, холодно и тщательно рассчитанное. Фердинанд мог легко довести его до бессознательного состояния несколькими достаточно сильными ударами. И столь же легко было пожалеть человека, чье физическое состояние не могло дать ему шанс победить в этом поединке. Но Фердинанд не позволил себе ни разгневаться, ни разжалобиться. То, что происходило, не предназначалось ни для него самого, ни для зрителей.

Это не было спортом.

Все это представление было устроено ради Виолы. Он сказал, что выступает ее защитником. Он отомстит за нее единственно приемлемым для него способом – при помощи своей физической силы. Она была его леди, и все это делалось ради нее и для нее.

Неожиданно зрители умолкли, и Фердинанд так крепко сжал кулаки, что костяшки обеих рук побелели. Он выбросил вперед правый кулак и ударил Кирби под подбородок с достаточной силой, чтобы тот упал на траву без сознания.

Он стоял со сжатыми кулаками, глядя на толстое распластанное тело, и его рассудку сейчас были чужды огорчение и отчаяние, в то время как его друзья, знакомые, сверстники размеренно хлопали в ладоши.

– Если у кого-нибудь, – начал он, не поднимая головы, в наступившей тишине каждое его слово звучало отчетливо, – появилось сомнение относительно того, что мисс Виола Торнхилл – леди, заслуживающая глубочайшего почтения, уважения и восхищения, пусть выскажется сейчас.

Никто не произнес ни слова, пока Трешем не нарушил молчания.

– Герцогиня разошлет приглашения через день-два на прием, который будет устроен в Дадли-Хаусе, – сообщил он. – Мы надеемся, что почетной гостьей будет мисс Торнхилл из «Соснового бора» в Сомерсетшире, родная дочь покойного графа Бамбера. Она – леди, которую мы будем иметь удовольствие представить обществу.

– И я надеюсь, – неожиданно заявил молодой Бамбер, – что буду сопровождать ее в Дадли-Хаус. Ведь она моя сестра по отцу.