Читать книгу "Журавль в клетке - Наталия Терентьева"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, что мне надо было, я увидела. Ровный продолговатый ноготь на большом пальце, изящный, как будто нарисованный влюбленным эстетом.
А сам палец отгибается в сторону от остальных. Может, действительно, их с Машкой предки как-то пользовались пальцами на ногах? Когда-то маленькая Маша, лет в шесть, задала мне вопрос – зачем нам пальцы на ступнях. И я не смогла ответить. А она подумала и сама объяснила: «Для устойчивости. Если бы нога была внизу как лопатка или как хвостик, стоять и ходить было бы труднее…»
– Может, тебе еще что-нибудь показать? – продолжал кокетничать Соломатько.
Я знала, что сейчас он постарается реабилитироваться за свою растерянность и начнет острить и ходить на голове. Я знала Соломатька отлично и – не знала его.
– Дурак, – сказала я.
– Дурак и фигляр, – подтвердил он и, неожиданно резко поменяв позу, ловко обнял меня.
– И как ты только умудрился заработать на такой дом… – пробормотала я, даже не знаю, зачем. Наверно, это была моя последняя попытка удержаться здесь, в своем мире, где давно нет Соломатька, где нет тайных и бесценных минут близости с ним, нет – или… уже… не было?
– Время такое – ловких дураков и фигляров, – ответил мне Соломатько, на секунду чуть отстранившись от меня. – Извини… мешает… – Он убрал волосы, упавшие мне на лицо, и стал вдруг быстро-быстро целовать меня во все попадающиеся ему места на моем не очень тщательно накрашенном лице.
Как странно. Бастилия пала, с позором и восторгом, а ничего не изменилось. Как будто я и не забывала, и не отвыкала… И как я, оказывается, хорошо его помню… Невероятно. Я прислушалась к себе. К счастью, во мне, похоже, ничего не перевернулось. Или… или я просто пока этого не почувствовала? Почувствую чуть позже?
Я чуть отодвинулась от Игоря и взглянула на него. А он? А он, если он не изменился и в этом, то, скорей всего, сейчас благодушно расскажет что-нибудь из прошлого, что-нибудь необязательное и чем-то очень важное для него – верный признак того, что в данный момент у него в жизни все хорошо.
Соломатько потянулся, поцеловал меня в ладонь, сначала громко и небрежно чмокнув, а потом вдруг на несколько мгновений задержавшись губами на моей коже, как будто пробуя ее на вкус. Затем сел по-турецки, перекрестив еще и руки и обхватив ими ступни. И заговорил:
– Я вот знаешь, что помню… Когда я учился в аспирантуре…
Нет, это не кошмарный миф, а кошмарная реальность. Ведь это – любимая Машина поза, когда она собирается со мной основательно о чем-то поговорить! Дочка Маша садится по-турецки, берет в каждую руку по противоположной ноге и, слегка покачиваясь, смотрит на меня вот таким же непонятным, отрешенным и приветливым взглядом.
– Не слушаешь? Не интересны тебе финансовые землекопы и сантехники… Конечно, где уж нам до ваших звездных вершин! – Он помолчал и завел с заунывными нотками: – «Только в мерзкой трясине по шею…»
– Ой нет! – засмеялась я. – Этого не надо. Извини, я отвлеклась, засмотрелась на… твою позу. .
Он тут же открыл рот, чтобы пошутить, но, перехватив мой укоризненный взгляд, нарочито медленно закрыл рот и вдобавок прихлопнул его рукой.
– Так что ты там вспоминал про аспирантуру? Да, я помню прекрасно, как ты все решал и никак не мог решить – учиться ли тебе дальше или уходить к чертям собачьим и зарабатывать шальные деньги вместе со своим другом Толиком. Где теперь Толик, кстати? Не в колонии усиленного режима, случайно, докопавшись в финансовом дерьме до самого дна? Или все-таки попал в Думу? Помнишь, вы мечтали с ним когда-нибудь стать государственными мужами?
– Мечтали… – Соломатько грустно перебирал пальцы на ногах. – Хотели ходить в коротких широких галстуках – тогда модно было, из натурального шелка…
А я вспомнила, как он тогда маялся и изводил всех – себя, меня, своего научного руководителя, головастого еврея безо всяких надежд даже на научное продвижение. Уж больно оскорбительным для русского человека было имя его отца и всего рода – Шпрудель Авессалом Исраилович. Маленький Авессалом, сидя у Соломатька в гостях, как-то в сердцах бросил ему:
– Знаете, Игорь, вы не человек, вы – флюгер!
– Он – вентилятор, – уточнила я, тоже измученная колебаниями его настроения и невероятной неустойчивостью планов и намерений. – Такой, знаете, который крутится на ножке вокруг своей оси, и еще у него одновременно быстро-быстро крутится голова.
– «Ветерок-308», модель А, выпуск семьдесят седьмого года, Московский вентиляторный завод! – подхватил тогда Соломатько, но на самом деле ужасно обиделся.
* * *
– Я этот вентилятор твой долго потом вспоминал. – Он снова взял карандаш в ступню и теперь рисовал что-то похожее на мои, вернее Машины, штаны, ставшие просто символом моего пребывания на Соломатькинской даче. – Когда действительно не мог решить что-то или настроение менялось. Мне даже казалось, что если бы ты меня так не назвала… – Он замолчал, прислушиваясь к чему-то на улице.
– То ты бы стал премьер-министром. Да, понятно. А зачем тебе, кстати, остальная часть мозга? Тебе не хватает денег?
Я понимала, что, наверно, не стоит больше задираться. Как-то странно теперь, после всего, что сейчас было… Наверно, надо поменять тональность, темы, подростковые штаны, наконец… Но меня так неудержимо снова влекло к нему, что я волей-неволей защищалась от самой себя. Я не знаю себя такой. Вернее, я забыла, что такой когда-то была…
Я смотрела на него и чувствовала, как затикала и запульсировала кровь в голове, в кончиках пальцев, в губах. И понимала, что если сейчас ничего не произойдет, то я просто сама подойду и снова обниму его. Господи, я, похоже, совсем сошла с ума… Потеряла себя, как часто говорю я Маше, когда она начинает делать что-то мне непонятное. Мысль о Маше чуть отрезвила меня, и я с шумом, судорожно перевела дух.
Соломатько улыбнулся и взял меня за руку. Мне показалось, что он, как всегда, все понял про меня.
– Денег? Почему, их-то как раз хватает… Просто я, знаешь, здесь о таких вещах думаю, о которых лет двадцать уже не думал. А может, и никогда не думал. Посиди вот так без компьютера и телефона… без этих упырей нашей цивилизации…
– Мам, чуть в сторону! – В комнату ворвалась Маша, пролетела мимо меня и без предупреждения выкрутила руки ничего не подозревающему Соломатьку.
Ты что это, доченька, снова начинаешь-то все? – Тот покорно перегнулся вперед, хотя я видела, что он совсем не был настроен продолжать эту затянувшуюся, жестокую и по-прежнему не очень понятную мне игру.
Маша слегка пнула его и нагнула ему голову.
– Помалкивай.
– Мы тут с твоей мамой поговорили…
– Все, ты свое на сегодня отговорил! – Маша вытащила из нагрудного кармана куртки что-то кружевное, похожее на тонкий тюль, и неожиданно засунула это в рот Соломатьку.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Журавль в клетке - Наталия Терентьева», после закрытия браузера.