Читать книгу "Пик Дьявола - Деон Мейер"

В Кристине ван Роин было нечто отличающее ее от других знакомых ему ночных бабочек. Но что? И лишь когда он мысленно сравнил ее с остальными, до него дошло. У всех проституток, и уличных с Си-Пойнта, и элитных, которые обслуживали туристов за большие деньги в «Рэдиссоне», были две общие черты. Особый горьковато-сладкий запах. И подавленность. Тоскливое выражение в глазах. Общая атмосфера упадка. Как дом, заброшенный дом, где еще живут, но по его состоянию можно догадаться, что на самом деле хозяева не заботятся о своем жилище.

Кристина ван Роин не такая. По крайней мере, в меньшей степени. В ней еще теплится огонек.

Но не это вызвало у него эрекцию. Что-то еще. Ее тело? Глаза?

Черт, он ведь ни разу в жизни не изменял Анне! Только с бутылкой. Может быть, Анна примерно так и рассуждала: он изменяет ей, потому что любит спиртное со всеохватывающей страстью. Поэтому она и может сходить налево. Разум говорил Грисселу: она права. А в глубине души уже поднимало голову чудовище, от которого он беспокойно заворочался в кровати. Он готов был раздавить гадину, мерзавца, который спит с его женой! Если застукает его. Если бы он вернулся домой, зашел в спальню и увидел их… Он четко представил себе эту картину. Перевернулся на другой бок; подтянул простыню, накрыл голову подушкой. Ему не хотелось видеть. Какой-то молодой подонок трахает его жену, а он видит лицо Анны, ее экстаз, ту интимную улыбку, которая говорила ему, что она находится в собственном мирке и получает удовольствие… И еще он явственно слышал голос жены. Он помнил ее голос, ее шепот. «Да, Бенни, да, Бенни, да, Бенни!» Только в его воображении она произносила не его, а чье-то чужое имя. Он вскочил, встал рядом с кроватью и понял: он пристрелит негодяя. Ему непременно надо позвонить ей. Немедленно! Ему надо выпить. Он должен достать бутылку из кухонного шкафчика. Он шагнул к платяному шкафу. Стиснул кулаки и остановил себя.

— Возьми себя в руки, — произнес он вслух.

Потом он опустил голову. Эрекция ушла.

Ничего удивительного, мать вашу!

Дом был старый, каменный, с ржавой стальной крышей. Он перелез через просевшую проволочную изгородь; ему пришлось уклониться от остова старого пикапа, стоявшего на кирпичах, чтобы прочесть номер, прикрепленный к столбу на веранде. Семерка покосилась.

В доме было темно. Тобела направился к черному ходу. Повернул ручку. Открыто! Он вошел, тихо прикрыв за собой дверь, сжимая в левой руке ассегай. Он оказался на кухне. В доме чем-то воняло. Похоже на тухлую рыбу. Он выждал, пока глаза привыкнут к темноте. Потом услышал из соседней комнаты храп.

Как только двое сотрудников социальной службы уехали, она отнесла двум здоровякам, охранявшим дверь, большую фляжку с кофе и две кружки. Потом заперла дверь и вышла на балкон.

Перед ней лежал город, существо с тысячью блестящих глаз, которое сейчас, среди ночи, дышало медленнее и глубже. Она крепко схватилась за белые перила; руки ощутили холод металла. Она подумала о дочке. Сонины глаза умоляюще смотрели на нее.

Это она виновата. Она в ответе за страх малышки.

Из гостиной слышалось сильное сопение, как будто там был кабан.

Тобела заглянул в комнату и увидел на диване под одеялом мужчину.

Где женщина?

Супруги Шольц. Их двухлетний сынишка две недели назад умер в больнице в Аудтсорне от кровоизлияния в мозг.

Хирург обнаружил повреждения в крошечных внутренних органах, диагностировал переломы хрупких ребер и локтевой кости, скуловых костей и черепа. Судя по характеру повреждений, нетрудно было восстановить всю картину издевательств. Воскресная газета процитировала показания врача в суде: «Худшее из всего, что я видел за пятнадцать лет».

Он подошел по голому полу ближе к Шольцу. В темноте он разглядел блеснувшие у того в ухе серебряные полумесяцы. На мощном предплечье была какая-то татуировка — без света не поймешь, что там изображено. Рот был открыт; при каждом вдохе мужчина и издавал тот самый утробный звук.

Где же женщина? Тобела провел подушечкой большого пальца по деревянному древку ассегая и прошел дальше, в глубь дома. Две спальни. Первая была пуста, на стене — детские рисунки, сейчас, в темноте, они были черно-белыми.

Он почувствовал отвращение. Что творится в голове у таких извергов? Как они могли повесить рисунки сынишки на стенку его спальни, а через несколько секунд ударить его головой о ту же самую стенку? Или колотить его до тех пор, пока не сломаются ребра…

Звери!

Он нашел женщину во второй спальне; она лежала на двуспальной кровати; под простыней он различил очертания ее фигуры. Она перевернулась. Что-то неслышно прошептала.

Он стоял тихо. Перед ним была дилемма. Даже две дилеммы.

Кристина отпустила перила и вернулась в гостиную. Закрыла раздвижные двери. В верхнем шкафчике на кухне нашла нож для чистки овощей. У него было длинное, узкое лезвие, слегка изогнутое, с острым маленьким кончиком. Именно это она сейчас и хотела.

Он не хотел казнить женщину. Это была первая проблема.

Война против женщин — не война. Во всяком случае, не его война, не Борьба, в которой он хотел принимать участие. Сейчас, после Лоуренс, он это понял окончательно. Пусть за женщин отвечают суды, как они ни несовершенны.

Но, если он ее пощадит, как быть с мужчиной? Вот вторая проблема. Нужно его разбудить. Тобела собирался дать ему оружие и сказать: «Борись за свое право разбить череп двухлетнему малышу, и посмотрим, на чьей стороне справедливость». Но тогда проснется женщина. Она увидит его. Она включит свет. Будет ему мешать.

Запершись, Кристина села на край ванны. Отвинтила колпачок с флакона антисептика для рук «Деттол» и окунула острие ножика в коричневую жидкость. Потом закинула левую ступню на правое колено, выбрала место — между пяткой и основанием стопы. Осторожно прижала острие к мягкой белой коже.

Увидела Сонины глаза.

Он ходил за дверью спальни, где лежала женщина. Как она близко! Потом он увидел ключ в замке и понял, что делать.

Он вынул ключ из замка. Ключ заскрипел; он услышал, что дыхание женщины стало неглубоким, поверхностным. Он быстро закрыл дверь. Она скрипнула. Он вставил ключ в замок с внешней стороны. От спешки ему не сразу удалось нащупать замочную скважину.

Он услышал, как она что-то говорит — произносит неотчетливое, непонятное слово.

Наконец ключ вошел в замок, и он повернул его.

— Чаппи! — позвала женщина.

Мужчина на диване перестал храпеть. Тобела повернулся к нему.

— Чаппи! — позвала она громче. — Что ты делаешь?

Мужчина сел и отшвырнул одеяло в сторону.

— Я пришел из-за ребенка, — сказал Тобела.

Он отметил, что у Шольца широкие плечи. Сильный мужчина. Это хорошо.