Читать книгу "Тролли в городе - Елена Хаецкая"

– Идем.

Я ковыляла за ним спотыкаясь, а он очень быстро тащил меня к трамвайной остановке.

В трамвае он сказал:

– Твоя мама умерла.

– Она не любила меня?

– Почему?

– Если бы она любила, она захотела бы не умереть.

– Она не хотела умирать, – задумчиво произнес Адольф. Он снова извлек свой платок, высморкался и тайком засунул платок под сиденье. – Она очень опасалась, что я не справлюсь. Считала меня беспомощным. Все повторяла: «Как же я оставлю на тебя Лизу». А потом все-таки умерла.

– Она была слабой? – спросила я.

– Нет, она была очень сильной… Слабым был я.

– Но ты очень сильный, – удивилась я. – Помнишь, как мы купили кресло? Ты нес его на голове.

Он сжал мне руку, как взрослой, и сказал:

– Давай больше никогда об этом не говорить.

И мы действительно больше никогда не говорили о маме. У меня был Адольф, и этого мне было вполне достаточно.

* * *

Да, именно в те годы Адольф был мне ближе, чем когда-либо. Я не смогла бы тогда это сформулировать – умение подбирать слова и облекать в них, как в одежду, разные смыслы, пришло ко мне позднее, – но даже и тогда я отдавала себе отчет в том, что рано или поздно Адольф станет мне чужим.

Нет, совсем чужим он, разумеется, никогда для меня не станет, – заподозрить подобное было бы кощунством! Но неизбежно он отойдет на второй план.

И первый шажок в этом расхождении наметился в тот самый день, когда наша чудесная банка с консервами опустела, а вечером Адольф пришел с деньгами. Счастливый. Утративший свою волшебную улыбку, которая наполняла теплом весь мир, всю вселенную и все обитаемые и необитаемые планеты.

Тот самый миллиметрик зазора между нами, о котором я говорила. С годами он будет расти, превратится в два миллиметрика, в три – пока вдруг я не обнаружу прореху в пару сантиметров и не попытаюсь просунуть в нее палец, сама в то не веря.

И это не он будет отходить от меня, это я сама начну от него отодвигаться. Вот что я поняла в те дни. И потому спиральный, похожий на водоворот коврик на полу возле кресла так меня пугал.

* * *

Случались дни и целые недели, когда я даже не вспоминала о нашей неизбежной разлуке с Адольфом. Проповедники Божьего Слова, одетые в инопланетно-элегантные костюмы, подарили нам Библию. Они раздавали ее бесплатно возле станции метро и всем улыбались. У них были очень хорошие зубы. Потом во многих букинистах эти Библии продавались: люди брали и тут же сдавали книгу в магазин, чтобы выручить немного денег.

Но Адольф не стал так поступать.

– Они ехали сюда, чтобы мы могли получить Библию. Потратили кучу времени и денег. Мы обязаны уважать их желание.

Библия, которую мы заполучили таким образом, мне очень нравилась тем, что представляла собой нечто вроде игры в вопросы и ответы. Например, на одной странице на полях было написано: «Что надо делать, чтобы спастись? См. с.» – и дальше указывалась другая страница, где жирным шрифтом был выделен какой-нибудь стих, например: «Отвергнись себя и ступай за мной». А рядом на полях уже поджидал следующий вопрос: «Как удобнее взять свой крест?» – и подсказка, где найти ответ.

Так, по вопросам и ответам, можно было пролистать всю Библию и побывать в гостях на каждой страничке.

Я читала Библию каждый день, потому что это было очень увлекательно. Вопросы никогда не заканчивались. Я все пыталась найти то место, где будет задан последний вопрос, и прочитать стих, рядом с которым появится надпись: «Теперь ты знаешь всё», но такого стиха всё не находилось. Библия неустанно вела меня по кругу, и я проваливалась в нее, как в наш водоворотный коврик.

Иногда я сердилась на Библию за то, что она отвечала не прямо на поставленный вопрос, а ходила вокруг да около. Особенно это бывало досадно, когда меня охватывало острое любопытство, а в книге, как назло, одно противоречие громоздилось на другое. В моей голове многие вещи просто не укладывались. Однажды я спросила Адольфа, как можно следовать Библии, если она требует от меня возненавидеть моего отца.

– Разве ты не ненавидишь меня, когда я мешаю тебе играть или когда требую, чтобы ты помыла посуду? – удивился он.

Я затрясла головой так, что мои косички больно захлопали меня по ушам, а в мозгу все зазвенело.

– Нет, нет, нет! – закричала я. – Я всегда тебя обожаю! Всегда!

* * *

В первом классе учительница отвела меня в сторону и спросила:

– Лиза, дорогая. Это твой отец стоит сейчас во дворе?

Я выглянула в окно и засияла от радости. Адольф стоял там, чуть в стороне от прочих родителей. Ждал, когда я выйду из школы, чтобы отвести меня домой.

– Да, – сказала я учительнице, – это он.

– Кто твой отец, Лиза? – опять спросила она.

– Мой отец – Адольф Гитлер, – ответила я.

– Адольф Гитлер? – Она как-то странно и очень некрасиво наморщила лоб. – Ты уверена?

– Конечно я уверена. Мой отец – Адольф Гитлер, самый лучший человек на земле. Он столько всего хорошего сделал! Он любил свою родину. Он всю землю любил, всю планету. И сейчас тоже любит. Он верит в Бога, и у нас дома тоже было чудо с хлебом и рыбами, как в Библии.

Она все смотрела на моего отца сквозь окно, и я не могла понять, что означало выражение ее лица. Потом она повернулась ко мне.

– И ты его любишь?

– Безумно. – Я произнесла это не задумываясь.

– Как же велика потребность в любви, – проговорила учительница, – если человечек приучается обожать даже Адольфа Гитлера.

* * *

Гораздо позднее я узнала, что учительница имела серьезный разговор с Адольфом. Она назначила ему встречу, но не в своем кабинете и вообще не в школе, а в небольшой кафешке неподалеку от метро.

– Надеюсь, Сергей Степанович, вы меня понимаете, – начала она, сердито глядя в чашку удивительно невкусного кофе. (Да и чашка небось была треснувшая и слегка подтекала на липкий стол.)

Адольф удивленно смотрел на нее и молчал.

– Я насчет того, как мы с вами встречаемся, – пояснила она.

Адольф слегка пожал плечами. Обычно он предпочитал молчать, если женщина, с которой его вынуждали иметь дело, ему не нравилась. Ждал, пока она выскажется. И не всегда отвечал.

– Ваше присутствие в школе, – сказала учительница, – вызывает много вопросов.

Я так и представляю себе, как он смотрит на нее сейчас, – с косой челкой через бровь, не щурясь, ясными, внимательными глазами. У него очень красивый нос. Чрезвычайно чистые очертания. Редко когда встретишь такое.

А учительница постоянно двигала носом. То расширяла ноздри, то морщила переносицу, то шмыгала. У нее был, по-моему, хронический насморк. Она, без сомнений, проигрывала Адольфу.