Читать книгу "Соблазнитель - Збигнев Ненацкий"

Абсурдной кажется мысль, что такие явления, как психическая болезнь или невроз, могли бы зависеть от «мыслительной ауры» эпохи. И все же многие серьезные врачи склонны считать, что именно так и происходит. Это значит, что подобного рода болезни не исчезают совершенно, но перестают иметь широко распространенный характер. Просто человеческие гены, особенно у людей впечатлительных, могут развиваться в разных направлениях, они могут быть восприимчивы к определенному психическому явлению, окружающему данного человека. В какой-то степени подобный симптом обнаружил доцент Янковский в своей «Гуманистической психиатрии», однако он сделал довольно забавные выводы: что именно психиатры создают психические болезни. Конечно, это не так, но мы, вероятно, будем близки к истине, если станем утверждать, что своеобразная «мыслительная аура» эпохи воздействует на повсеместное возникновение тех или иных болей либо психических аномалий.

Впрочем, давайте рассмотрим шире явление «модных спазм» в отдельных эпохах.

Эрнст Кречмер, замечательный психиатр и невролог, открыл тесную взаимозависимость между «soma» и «psyche», то есть между телом и душой, а точнее, констатировал, что существует большая взаимозависимость между определенными типами строения человеческого тела, костной и мышечной структурами и между ощущениями, чувствительностью, да и психическими болезнями человека. Так родилась кречмеровская типология, с небольшими модификациями признаваемая и используемая до сегодняшнего дня.

Кречмер открыл закономерность, которая казалась бесспорной многим мыслящим людям еще в стародавние времена.

Гениальный старик Шекспир не напрасно вкладывал в уста Цезаря, предчувствующего заговор, слова, обращенные к Антонию: «Окружайте меня людьми полными, лысыми, которые хорошо спят ночью». И он подозрительно относится к Кассию, у которого был отсутствующий взгляд, да к тому же еще и худому. Его успокаивает Антоний, говоря, что Кассий человек честный и одаренный. Но Цезарь вздыхает: «Ах, если бы он был немного потолще».

Шекспир не знал типологии Кречмера, но ему было известно, что на некоторые явления иначе реагирует полный человек, а иначе худой. Он хорошо разбирался в людях, как и положено писателю. И мы также давайте взглянем на некоторые эпохи так, как это делал Шекспир.

Вот Средневековье со своим искусством, живописью и литературой. Средневековое искусство представляет нам ужасно худых, высоких людей, которых Кречмер назвал бы астеническими или лептосомическими (из греческого – узкими) типами. Для таких личностей характерно отсутствие общительности, граничащее часто с полной изоляцией от окружающих, закрытостью, сухостью и некоторой эмоциональной заторможенностью, болезненной впечатлительностью. Только такие люди могли быть носителями средневековых идеалов аскетизма, стать отшельниками, фанатиками, мучениками. Именно такие люди были восприимчивы к различным сексуальным психозам, каким без сомнения, стал детский крестовый поход, так прекрасно описанный в «Воротах рая» Анджевского[82].

Неужели в Средневековье не было толстых людей? Ну, конечно, были, не могло не быть. Но искусство, мода отдавали предпочтение лептосомикам и навязывали всему обществу видение и ощущение мира, свойственное этой категории людей. Лептосомики – если так можно выразиться – терроризировали пикников или циклотимиков, так же как сегодня, на мой взгляд, шизофреники терроризируют с помощью искусства все общество.

Теперь возьмем Возрождение и барокко. В живописи, в литературе предпочтение отдается хорошо сложенным или даже толстым людям. Возрождение – атлетически сложенные типы, а барокко выделяет пикников – людей, склонных к радости, к чувственным удовольствиям, к наслаждению жизнью и красотой.

Разве в эпоху Возрождения не было худых, астенического типа людей? Конечно, были. Но литература и искусство отодвинули их в тень, поскольку пришли уже другие «модные спазмы», никого не интересовало восприятие мира и впечатлительность лептосомиков. Им пришлось подчиниться видению и восприятию других личностей.

А ведь в эпоху Возрождения появился Савонарола. Живопись передала его изображение – это был типичный астеник или, если хотите, лептосомик. Он призывал к аскетизму и сдержанности. Каким же оказался его конец? Савонарола был сожжен на костре. Или Дон Кихот. В эпоху моды на атлетически сложенных молодцов появляется «рыцарь печального образа» вместе со своими средневековыми идеалами. Не напрасно Сервантес придал своему герою не только образ мышления и видение мира человека прошедшей эпохи, но и форму, костную и мышечную систему человека, типичного для Средневековья. Двести лет назад он был героем новой «Песни о Роланде», а в следующую эпоху стал комедийной личностью.

Конечно, Савонарола погиб не потому, что был худым, не по этой же причине высмеивали Дон Кихота. Факты дают нам представление о том, что «аура эпохи» – это не только определенные взгляды. Взгляды и идеалы не имеют ног, кто-то их носит, кто-то их пропагандирует и кто-то посвящает себя им или выступает против них.

В эпоху романтизма писатели отдавали предпочтение шизотимикам с оттенком скиртотимии, а в позитивизме – циклотимикам с экстраверсией и эмоциональной синтонностью. В романтизме мы имеем целую галерею параноиков, персонажей, больных ситуативной депрессией, невротиков – убивающих, как Арбенин, своих жен под влиянием бреда ревности и погружающихся в безумие.

В позитивизме главный герой – циклотимик с эмоциональной синтонностью и экстраверсией, то есть человек конструктивный, позитивно относящийся к миру, открытый для других людей, готовый все строить от основания, солидно и научно. Но чтобы случилось, если бы в эпоху террора циклотимиков появился человек – реликт прежней эпохи? В результате этого родился бы именно Вокульский – говоря научным языком, циклотимик превратился бы в циклофреника. Это был бы человек, который сегодня – прекрасно все просчитывающий и наживающий целое состояние купец, а завтра – странный тип, через подставных людей завышающий цену дома, который сам же собирается купить, безумно влюбленный и совершающий романтическое самоубийство. Циклофрения – это «модные спазмы» польской разновидности позитивизма.

Можно в Вокульском видеть личность, разрывающуюся между романтизмом и позитивизмом. Но также можно разглядеть в нем личность типологически смешанную, которая не хочет подчиниться террору циклотимиков, так же как не хотел подчиниться ему Прус, который, хотя и принимал идеалы позитивизма, однако отдавал отчет в том, что они не полностью объясняют мир, а у предыдущих эпох тоже были свои ценности. Болеслав Прус не дал себя полностью затерроризировать тогдашней моде, как это случилось с Ожешко, Асныком[83]или Балуцким[84], поскольку он, очевидно, был не только более талантливым, но и более мудрым писателем.

Я написал эти несколько длинноватые рассуждения, чтобы наглядно показать, что и сегодня мы находимся под чьим-то террором – а именно под террором шизофреников, с их аутизмом, бредом отношения и аффективной тупостью. История литературы учит, что остались в памяти лишь те писатели, которые не полностью поддались «модным спазмам», те, о которых говорили, что они «не поспевают», хотя на самом деле они «опередили время» и вполне были поняты людьми из следующих эпох. Характерен здесь пример Болеслава Пруса. Могу привести фамилию еще одного писателя, наименее «романтичного» из романтиков – Циприана Камиля Норвида[85]. Это не Словацкий, великий «модник», а именно Норвид очень нужен в наше время.