Читать книгу "Бастион. Война уже началась - Сергей Зверев"

– Сюда. Больше некуда.

– Да вон он, – воскликнул второй, тыча пальцем.

Все повернули головы, даже старшой со своими несмеянами. И правда – над безликой массой плыли знакомые костлявые плечи…

– Спасибо, – буркнул Туманов. И побрел. Незнамо куда.

– Кто он тебе? – спросил в спину старшой.

Туманов прошептал, не оборачиваясь:

– Кровь родная…

Не залежалось в голове ничего, кроме тупой, изматывающей боли. Ему пришлось как через бурелом продираться, толкаясь локтями, через дрожащие, что-то шепчущие, молящиеся, матерящиеся, умоляющие, неподвижные… и другие невменяемые лица, которые смотрели поверх его головы и совсем не интересовались, почему он, собственно, их толкает. Он сам не знал почему. Мозги у него встали набекрень, вот в чем дело. Можно было попросить бойца, боец не отказал бы в подмоге…

Лешка его не узнал. Туманов вблизи его тоже не узнал. Издали казался похожим, родным, а как подошел, так сразу омертвело в груди. Монстрик… Чем ты стал, Леший? Какой гадости они в тебя натолкали? Глаза навыкат, рот ходуном, с губ слюна разливом. И смотрит при этом куда-то в небо голубое, а никак не на тебя – дядюшку любимого. Лицо утяжелилось, под глазами волдыри, шея, наоборот, вытянулась, одрябла. Человек двадцати пяти лет от роду превратился в растение за три дня – волей Дьявола. Возможно ли его теперь воскресить, вернуть обратно – вот в чем вопрос… А если можно, то кто этим займется?

Он схватил племяша за худые плечи.

– Леха, это я… дядя Пашка…Ты меня узнаешь?

Леха мелко и запросто закивал головой. Просто стоял и тряс, как вибратор. И смотрел не куда-нибудь, а в небо. А те, что были рядом, стали потихонечку ворчать, проявляя беспокойство. Задвигались.

– Леха, не будь идиотом… – зашептал Туманов. Схватил племяша за руки, сжал, пытаясь умерить эту беспричинную дрожь. Хлестнул по щеке, по другой.

– Леха, перестань…

– У-у-э… – сказал племяш, выпуская изо рта целую пинту слюны.

– Эй, отойди от него, – прикрикнул боец, стерегущий то, что и не думало разбегаться.

– Это мой родственник, – сказал Туманов.

– А плевать, – сказал боец. – Ты мне всех психов взбудоражишь. Иди, иди, успеешь еще наговориться.

Он был тысячу раз прав, этот равнодушный вояка в мышином одеянии. Он должен уйти. Как можно дальше и быстрее. Пока не поздно и головная боль не ввергла его в пучину космического хаоса… Он стал пятиться. Цеплялся за чьи-то локти, спины. Дважды споткнулся. А когда племянник наконец его увидел, заблестел слезинками в глазах, Туманов уже развернулся и нетвердо уходил наискосок – через плац.

Продолжение следовало. Этот ужас был бесконечен – как бессмысленно растянутый сериал. У здания разрушенного штаба загремели выстрелы. И сразу все встало на свои места. Нашлось недостающее звено. Это был последний, отчаянный бросок людей, которым при новых хозяевах уже ничего не светило. Которые такого натворили, что даже нынешняя насквозь прогнившая, циничная и беспринципная власть не смогла бы оставить их безнаказанными. Лица высшего персонала. Очевидно, отсиживались в подвале, оттуда и запустили начиненную взрывчаткой адскую машинку, разнесшую к чертям собачьим архивное крыло… К ним подобрались вплотную. Выхода не было. Они выскочили из уцелевшего подъезда – трое мужчин, две женщины и, ведя беспорядочную пальбу из пистолетов, побежали к КПП, в надежде прорваться. Заметались по воздуху рыжие кудряшки. Вот она, Зиггер…

Силенок на адекватное восприятие уже не осталось.

«С ума сойти, – лениво думал Туманов, угловато укладываясь на пыльный плац. – В войнушку поиграть решили. Фигня это. С той стороны у ребят все схвачено, они не пробьются. На что надеются?..»

Надеялись, вероятно, на чудо. Больше не на что. Но момент, надо признать, подгадали удачный. Бойцы разбирали завал, там царил полный хаос, не до сюрпризов, а те – на дальнем краю плаца – были далеко и как бы тоже при деле.

Но чудеса уже не отпускались, чудеса только членам враждующей партии. Им даже не дали добежать до КПП. Среагировали. Отсекли плотным огнем. Под сосной сибирской остались мужчина, женщина и два раненых бойца. Один пытался встать, другой шевелил ногами. Идущих на прорыв смело за кирпичную беседку, стоящую напротив штаба. Последний бегущий – лысоватый мужик с изрядным брюшком – приволакивал ногу и не проявил должной прыти. Широкую спину буквально измолотило свинцом. На что первые двое не растерялись, ответили дружным огнем и умудрились срубить еще одного бойца. Он посчитал, что кустик, за который он присел, – стальной. Хорошо, у кого-то достало ума – бросили гранату. Шарахнуло со всеми вытекающими. Выстрелы смолкли, и над упавшей беседкой зависло облако цементной пыли…

Бойцы, яростно матерясь (лажанулись, хлопцы…), стали подтягиваться. Подтянулся и Туманов. Шел и не верил, что все позади. Больная голова и ватные ноги утверждали обратное. «Ох, не видать тебе покоя в этой жизни, ох, не видать…» – злорадно твердил проснувшийся мозговой центр, и он весьма охотно ему верил. Ведь здесь не Голливуд, где радостный конец обеспечен уже начальными титрами, а концовку можно даже не смотреть. Здесь все гораздо хуже. Здесь концовки не бывает, ибо концы упрятаны так далеко, что не сыщешь. А на каждого, кто попытается, накладывается вето. Так что оставь надежду, мент. Конец злодейству эфемерен. А вот твой – всегда пожалуйста…

Вихрастый боец, хранивший его обморок, а потом забравший автомат, лежал на спине, за кустиком, и смотрел в небо недоуменными глазами. Крови натекла – целая лужа. Здоровья тебе, мужик… «Да ведь совсем мальчишка, – машинально отметил Туманов. – Отслужил, поди, срочку и подался куда посолиднее. Вот тебе, мальчик, и солидность. Нормально, да?»

Бойца накрыли полосатой хламидой (время собирать трупы не настало). Двух раненых – один жалобно стонал, другой напоминал покойника – унесли в бывшее здание столовки. Туманов завернул за смятую взрывом беседку. Его никто не остановил. Ну гуляет себе мужик…

Трупы лежали никому не нужными сиротками. Мужчине распороло живот и разукрасило лицо. Оксане Францевне Зиггер оторвало руку, искромсало грудь. Но лежала красиво, не отнимешь. Истинная женщина. Умница, красавица… Ладное личико, ножки, волосики, а в больших глазах – вот те раз (Туманов даже вздрогнул) – ну воистину неукротимая жизнь…

«Динка была бы рада», – мрачно подумал он. Ему вдруг страшно захотелось сесть и ни о чем не думать. И ничего не делать. И отправить по алфавиту всех майоров, и пусть будут проблемы. Сколько хочешь. Он так и сделал. Уселся на беседку, как на развалины Рейхстага, закрыл глаза и сделал вид, что не замечает идущего к нему майора Гибадуллина в сопровождении какой-то незнакомой личности. Пока они подойдут, есть на отдых секунд двенадцать. А это немало. Это целая маленькая жизнь.

«Вот и все, – подумал он. – Спи. Наберись сил. А проснешься – сожмись в пружину, бди как часовой. Не забывай: новый друг – это тот же враг. Их слова – это медь звенящая. А ты должен как-то жить…»