Читать книгу "И будет день - Ранджит Дхармакирти"

или нет, еще не известно. И все смотрят на это сквозь пальцы. А что бы я ни сделал, все за голову хватаются. Я…

— Посмотри лучше на себя, чем кивать на других, — прервала его Суманавати.

Нималь круто повернулся, спустился с веранды и размашисто зашагал через двор к калитке. Иногда он рубил воздух правой рукой, словно продолжал что-то нам доказывать.

Вернулся он домой только через два дня.

9

Спустя три месяца мне исполнится пятьдесят семь лет. Надо написать прошение в казначейство с просьбой оставить меня на службе. Начальником у нас в конторе теперь Т.-Б. Викрамасингхе. Полное его имя — Тикири Банда Викрамасингхе. Родом он из Канди. Относится он ко мне хорошо. Как-то раз увидел, что я жду автобус на остановке, остановил свою машину и предложил меня подвезти. Я никак не соглашался, тогда он чуть ли не силой затолкал меня в машину и довез до самой Борэллы. На здоровье я пока не жалуюсь. Так что с божьей помощью еще года два-три смогу проработать.

Ко всем нашим огорчениям добавилось еще одно — Хиччи Махаттая заболел. Он стал задыхаться, и на него страшно смотреть, когда он с трудом ловит ртом воздух. Мало того. Время от времени руки у него сводит судорога. Но иногда приступы болезни проходят, и два-три дня он чувствует себя вполне здоровым. Суманавати совсем перестала спать по ночам. Стоит Хиччи Махаттае застонать, как она тут же вскакивает с постели и бежит к нему. И днем она не отходит от Хиччи Махаттаи ни на шаг. И я очень расстроен. Гляжу в разложенные на столе деловые бумаги, а вижу осунувшееся лицо младшего сына.

Вероятней всего, из-за этой своей болезни Хиччи Махаттая стал привередливым и застенчивым. Теперь он, даже когда чувствует себя хорошо, не выезжает за калитку, а держится поближе к кухне.

Каждое утро, затеплив лампадку, Суманавати повторяет все молитвы, которые знает. И все без толку. Даже мне в душу порой закрадывается сомнение в справедливости богов. Мало того, что за какие-то грехи в предыдущей жизни Хиччи Махаттая так тяжело наказан, на него обрушилось еще и это несчастье. Боги прогневались на наших детей, но сильнее всего их гнев разит меня и Суманавати. Последние двадцать пять лет мы буквально пригибаемся под тяжестью взваленной на нас ноши.

Я лежу на кровати у себя в комнате и смотрю в темноту. Раньше перед сном я обычно думал о будущем детей, строил планы, мечтал. Теперь же я не могу ни о чем думать. Просто лежу. В доме ни звука — все уже давно спят. С улицы доносятся звуки шагов и голоса. Наверное, кто-то возвращается с последнего сеанса из кино.

Глаза мои уже стали слипаться, когда я вдруг отчетливо услышал, что кто-то в доме плачет. Я поднялся и вышел в гостиную. Зажег свет. Дверь в комнату Малини была приоткрыта, и оттуда доносились приглушенные рыдания. Я подошел к двери и позвал Малини. Всхлипывания прекратились, но она не отозвалась. Тогда я разбудил Суманавати и попросил ее узнать, в чем дело, а сам прошел на веранду. Малини уже два дня не ходила в свою контору — жаловалась на недомогание. Может быть, ей стало хуже. Если ей нужно какое-нибудь лекарство, придется идти в больницу — ближайшая аптека уже давно закрыта. Кто-то положил мне руку на плечо, и от неожиданности я вздрогнул. Это была Суманавати. Я оглянулся и около двери, ведущей в дом, увидел Малини. Слезы текли у нее по лицу, она то и дело нагибалась и вытирала их подолом сари.

— В чем дело, Малини? Что случилось? — спросил я ее участливо.

Ничего не отвечая, она повернулась к стене и громко зарыдала. Я в недоумении переводил взгляд с ее вздрагивающих плеч на Суманавати и обратно. Предчувствие какой-то новой неприятности сдавило мне грудь.

— Слезами горю не поможешь, Малини, — сказала Суманавати. — Иди и постарайся уснуть, а мы с отцом поговорим и решим, что делать.

— Да скажите же мне, в чем дело! — почти прокричал я.

— Не нервничай и не кричи, — остановила меня Суманавати. — Малини рассорилась с Виджесундарой.

— Из-за чего?

— Бог знает…

— Должна же быть какая-то причина. Ни с того ни с сего люди не расходятся.

— Он сказал, что мать против его женитьбы на мне, — ответила Малини. Она перестала плакать, ее лицо исказила злобная гримаса. — Только не в этом дело. Он себе другую нашел. Подонок!

— Перестань так грязно ругаться, — поморщилась Суманавати. — Это грешно. Лучше скажи, откуда ты знаешь, что у Виджесундары есть другая девушка.

— Оставь, мама. Грязного пса так и надо называть грязным псом. Я пойду к нему завтра в контору и такой скандал закачу, что он меня долго помнить будет.

— Лучше я схожу поговорю с ним, — предложил я. — Уважающая себя девушка не должна так делать.

— Не хватало еще, папа, тебе унижаться. Он теперь важная птица. Глаза бы мои его не видели!

— Так о чем мы тогда говорим? Он от тебя отказался. Ты его видеть не хочешь. Выкинь его из головы, и дело с концом. Свет на нем клином не сошелся. Есть сколько угодно молодых людей ничуть не хуже его. Иди-ка лучше спать. Все образуется. — Я подтолкнул Малини к двери. — И ты иди спать, Суманавати. Уже поздно.

Суманавати обхватила дочь за плечи и повела в дом. Малини продолжала бушевать:

— Встретится он мне на улице, я ему пощечин надаю!

Как только они ушли с веранды, у меня подкосились ноги — и я рухнул на стул. Обхватил голову руками, словно у меня ныли зубы, и задумался. Скоро уже год, как Виджесундара появился у нас в доме. Слух о том, что у Малини есть жених, сразу облетел всю улицу. Вначале он появлялся у нас только раз или дважды в месяц. Если он приходил часа в четыре, то уходил еще до наступления сумерек. Если же заглядывал утром, то старался уйти до полудня. Уговорить его остаться и отведать с нами риса стоило больших трудов. Принимали мы его как самого желанного гостя. Увидев, как он входит в калитку, Суманавати не ждала, пока он поднимется на веранду, а шла ему навстречу. Заваривала свежий чай. Угощала соком кокосовых орехов. Предлагала сигареты, которые мы специально держали в доме для гостей. Бежала на кухню и готовила что-нибудь повкуснее. Но больше чем на два часа задержать Виджесундару у нас в доме было невозможно.

Мало-помалу все изменилось. Виджесундара стал постоянно торчать у нас в доме. Накануне дня поя он прямо из своей