Читать книгу "Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев"

самой себя. История уже перестает привлекать внимание, как средство для той цели, чтобы оправдать данное вероисповедание среди различных обществ протестантских, она получает живой интерес сама по себе, как действительность, изучение которой дает истинную пищу любознательности[347]. Впрочем, при всех своих достоинствах труд Вейсманна далек еще от совершенства. Его история не указывает общих оснований, в силу которых историческая жизнь двигалась вперед и развивалась, ряд событий не вытекает последовательно из предыдущего ряда подобных же событий, историку не достает общего воззрения на ход дел церковных. Вейсманн по большей части довольствуется отдельными очерками и его история чаще всего состоит из биографических известий об учителях и предстоятелях церкви. Разделение истории по векам, наследованное от прежних историков, раздробляет у него исторический рассказ к ущербу для целостности впечатления.

Сочинение Вейсманна хорошо известно было одному из русских писателей по церковной истории, в начале нынешнего столетия. Разумеем русского церковного историка Иннокентия Смирнова, епископа Пензенского († 1819), автора известного «Начертания церковной истории»[348]. Иннокентий при составлении названного учебника в значительной мере пользовался трудом Вейсманна: introductio in memorabilia, несмотря на то, что этот последний был писателем протестантским. Чтобы доказать наше мнение наглядными примерами, позволим себе сделать несколько выписок из Начертания Иннокентия и сравнить их с соответствующими местами из сочинения Вейсманна. Уже самые заглавия веков, — Вейсманн и Иннокентий излагают историю по векам, а не по периодам, рассматривая каждый век, как некоторое законченное целое — у Иннокентия почти буквально сходятся с Вейсманновыми заглавиями. Напр., II век церковной истории Иннокентий озаглавдяет: «век гностический, колеблющийся между светом откровения и разумом, но еще пылающий пламенем апостольским»[349]. Такое-же заглавие II века у Вейсманна (seculum gnosticum, fluctuans in bivio inter illuminationem evangelicam et rationem humanam, ardens tamen ex reliquiis ignis et luminis apostolici)[350]. Тоже встречаем при рассмотрении заглавия III века у Иннокентия. Вот заглавие Иннокентия: «век, удручаемый гонениями, ревностью прошедшего века пламенеющий, новатианский»[351]. Это заглавие также заимствовано из Вейсманна (seculum persecutionis et castigationis ecclesiae luxuriantis, plurimum tamen seruans in bonis ex pietate priorum temporum, Novatianum)[352]. Что касается до самого содержания Начертания Иннокентия, то оно также в большей мере заимствуется из Вейсманна. Не приводя многих доказательств, удовольствуемся указанием одного примера. То, что говорит Иннокентий о св. Иринее есть простой перевод из Вейсманна, с некоторыми сокращениями в сравнении с оригиналом. Иннокентий пишет об Иринее следующее: «Ириней, родом грек, вероятно азийский, по собственному свидетельству ученик и тщательный наблюдатель Поликарпа. Он знал как стихотворцев и философов, так писателей священных и неписанныя достопамятности церкви. По кончине Пофина, он был епископом Лионским. Из его сочинений остаются пять книг против ересей. Фотий (cod. 120) замечает, что Ириней вымышленными им доводами иногда затемняет достовернейшие истины веры. Сие рассуждение чрезмерно нравится Клерику и ему подобным. Но таковые иногда судят о силе доводов, не соображая обстоятельств, в которых оные употреблены. Так Ириней четверичное число евангелистов соединяет приспособительно с числом стран света; и ему смеются»[353]. Здесь Иннокентий повторяет слова и суждения Вейсманна[354].

К тому же типу церковных историков супранатурально-прагматического направления и даже с большим правом, чем Вейсманн, принадлежал Иоанн Лоренц Мосгейм († 1755), издавший в 1726 году свое главное церковно-историческое сочинение: Institutiones Historiae ecclesiasticae. Кроме этого труда, он написал ряд других сочинений, посвященных церковно-историческим предметам[355]. Мосгейм занимает первое место в числе церковных историков XVIII века, ему усвояют имя отца новой церковной историографии[356]. Такое титло он получает в особенности потому, что в его распоряжении церковная история покидает свой торжественный церковно-отеческий тон, в каком она дотоле писалась, выступая в качестве строгой проповедницы нравственности и покаяния; покидая такой тон, она более и более сближается в своем характере с общей политической историей. Как прежде по преимуществу поучались историей, так теперь стали изучать ее.

У Мосгейма прежде всего должен быть отмечен установленный им метод, по которому он хочет исследовать историю. Что такое церковная история, какое понятие должно соединять с этим именем, доселе на это почти вовсе не обращалось внимания. Церковные историки обходились без исследования задачи церковной истории. Иначе ведет дело Мосгейм. Он выходит от точно установленного понятия истории церкви и определяет ее, как ясный рассказ о том, какие судьбы испытывало общество христианское и при каких условиях; он сравнивает это общество с государством, которого состояние вследствие событий внешних и происшествий внутренних различным образом изменяется, и поэтому Мосгейм различение внешних и внутренних сторон в истории церкви делает главным основанием для деления своей истории на внешнюю и внутреннюю. Внешний отдел истории должен показывать, что благоприятного или неблагоприятного случилось с обществом христианским; внутренний же отдел должен повествовать о христианстве, как религии, и тех изменениях, какие имели здесь место. Аналогия истории церковной с историей гражданской или политической помогает Мосгейму более точным образом распределить содержание внутренней церковной истории по группам, подчинив их определенному порядку. Так, по Мосгейму, церковь имеет своих правителей — в учителях, из которых одни как предстоятели церквей, другие, как лица знаменитые своими писаниями, стояли во главе управления церковью; церковь имела, далее, как и гражданское общество, свои законы, как божественные, так и человеческие, — к божественным, по Мосгейму, относится, содержащееся в св. Писании, учение веры и нравственности, — к человеческим, узаконения, касающиеся культа и всего с ним соединенного. Что в этих отношениях с течением времени изменяется в церкви, это и есть предметь церковной истории. И как в светских обществах или государствах время от времени поднимаются войны и рождаются неустройства, так точно, по Мосгейму, бывает и в церкви: в ней относительно учения и обрядов возникают иногда сильные споры, виновники которых на церковном языке называются еретиками[357]. Уже эти определения Мосгеймом истории и её задачи показывают, что здесь мы стоим существенно на другой точке зрения, чем на какой стояли с прежними историками начальных времен реформации. Как прежде понятие церкви и, отсюда понятие церковной истории слишком суживалось, потому что протестанты центуриаторы видели церковь только в протестантстве, отрицая её в католичестве и других христианских обществах, Арнольд же видел церковь за древнее время преимущественно в ересях, а в его время в пиетизме, так Мосгейм, рассматривая церковь, как общество, во всем подобное политическому обществу, тем самым подводит под это понятие и католичество и протестантство, и православие и ереси, подобно тому как государство заключает под своим понятием не только истинных сынов отечества, но и отщепенцев общества, всю совокупность