Читать книгу "Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024 - Святослав Владимирович Логинов"

и клетку спереть не побрезговали, златогривого коня угнали, даже Елену Прекрасную уводом свели. Скажешь, доброта и честность раздельно живут? А по-моему — нет. Зато сейчас светлый рыцарь идет кого-то убивать: не то меня, не то тебя, не пойму. Мы с тобой двое безоружных людей: старик и мальчишка, а он, заметь, как собирается: шелк не рвется, булат не гнется, красно золото не ржавеет. Меч-кладенец у него на поясе, шапка-невидимка на темени, сапоги-скороходы на пятах, и кольчужная броня по самые яйца свисает. Не воин, а танк на ножках.

— А ты!.. — закричал Микшан, забыв всякую осторожность. — Ты картину в музее спер!

— Какую еще картину?

— Вот эту, вот! Откуда она у тебя?

— Ты, братец, окончательно разумом подвинулся. Где ты видишь картину? Это даже не копия, а репродукция. Подлинник картины в музее висит.

— Все равно — спер. Пусть репродукция, но спер!

— Тьфу на тебя! Дурака не переспоришь. На цепи ты свое отсидел, пора переходить к следующей части марлезонского балета.

Евстихей хлопнул ладонью по столу, цепь с громким бряком упала вниз.

Микшан в ту же секунду вскочил и бросился к дверям. Щелястая дверь из неструганых досок спружинила и отбросила Микшана под ноги его тюремщику.

— А ты молодец, — похвалил Евстихей. — Прыти не растерял. Но думать так и не научился. Мог бы сообразить, что дверь заговоренная. Вот отдам тебя ей на растерзание, тогда поймешь. Что она пинки давать умеет, это полбеды, а вот занозы…

— Что же мне, ждать, пока вы меня до смерти умучаете?

— Тоже правильно. Не ждать, но и не бегать, как мышь по стерне. Но пока не поухаживаешь ли за старым человеком? Видишь дверь? Там кладовочка. Не переживай, выхода из нее нет. Что там на полках лежит и на стенках развешано, лучше не трогай — целее будешь. Отнеси туда отравленное яблочко и положи на полку от всего отдельно. Еще при входе лукошко стоит. В нем тоже яблоки сорта шафран. На эти я никакой ворожбы не накладывал, их есть можно. Принеси мне одно и себе можешь парочку.

— Да мне неохота.

— Понятно. Должно хотеться, но не хочется. Когда яд по фруктовой мякоти расходится, яблочный аромат стократ усиливается и очень хочется это яблоко съесть. А у тебя нос более важными делами занят был, вот ты и не учуял.

Микшан, с трудом подавив невольный стон, шмыгнул носом и, прихватив отравленное яблоко, отправился в кладовку.

Что он ожидал там увидеть? Сабли, шпаги, пистолеты? — их не было. Парадные портреты и старинная одежда отсутствовали. Были мутные фотографии и почетные грамоты времен царя Гороха. На полках причудливые камни и деревяхи, на стенах — ремешки и веревочки. Это — вроде уздечка, а это и вовсе намордник. Вещи все неинтересные и в деревенской жизни встречающиеся. Сказано их не трогать, так и не больно хотелось.

Корзинка с яблоками, как и было обещано, стояла у самой двери. Все яблоки неотличимо румяные и словно калиброванные по размеру.

Микшан, не выбирая, взял два яблока, молниеносно крутанул их в пальцах и одно яблоко положил на полку, куда было сказано поместить смертельный плод. Затем спокойненько вышел из кладовки.

— Чего два яблока принес? — спросил Евстихей.

— Может, вам еще захочется. Что мне, два раза бегать?

— Логично. А ты вот о чем подумай. Откушу я сейчас от этого яблочка и сдохну в корчах, потому что ты яблоко подменил. Буду лежать, разлагаться, вонять хуже, чем твой любимый Белый Рыцарь. А ты что станешь делать? Из подвала тебе не выбраться, примешься околевать со мной в обнимку.

Микшан трясся крупной дрожью, прикрывая двумя ладонями нос. Упавшие яблоки валялись на полу, какое из них отравлено, Микшан и сам уже не мог определить.

— Теперь к делу, — произнес Евстихей. — Кончай трястись и слушай внимательно. Повторять не буду, а если с заданием не справишься, никто тебя на второй год оставлять не станет. Тебе поручается найти и уничтожить светлого мага Патрикея. Как именно ты это сделаешь, меня не интересует.

— Я не могу!.. — визгнул Микшан. — Ты с ума сошел! Я же не убийца!

— А кто только что мне отраву подсовывал? — ласково спросил Евстихей.

— Ты меня мучил, — пробурчал Микшан.

— Не знаешь ты, какие муки бывают. Отдать бы тебя на правеж Патрикею, вот у него мучения так мучения. У меня в сравнении с ним — материны ласки.

— Как я этого рыцаря найду? Где он живет? Чем его победить можно?

— Это не мое собачье дело. Это твое собачье дело. В общем, забирай два яблока, какие вслепую выбрал, — и в путь!

— Какие хоть яблоки, что с ними делать можно?

— Я откуда знаю? Ты выбирал, не я. Одно яблоко ядовитое, это известно. А второе… может быть, молодильное, их у меня много, а быть может, яблоко раздора. Может статься, что это одно из трех яблок Гесперид; я сам не знаю, какие чудеса они таят. Еще бывают яблоки Вильгельма Телля. Яблони такой нет, а яблоки попадаются. Они хоть на черешне могут вырасти. Волшебной силы в нем не заметно, но если его при себе держать, то самый никудышный стрелок непременно будет бить в цель, ни за что не промажет. Конечно, больше всего вероятность, что это яблочко, которое по блюдцу с голубой каемочкой катается и весь мир показывает. Самое крутое яблоко, это плод познания, но тебе от него пользы не много, ты и познание — вещи несовместные. А кроме того, может быть…

— Хва-а-тит! — Микшан так взвыл, словно привязь на нос вернулась, да не просто, а принялась мотаться из стороны в сторону. — Ты хуже классной изгаляешься: то учи, это запомни! Как-нибудь обойдусь.

— Не хочешь — не надо. Никто не неволит. Забирай свои яблоки, и вперед, на мины! Только учти, сбежать от меня не получится, я за тобой присматривать буду. Цепь стала невидимой и почти неощутимой, но кончик ее у меня в кулаке, а кольцо у тебя в носу, никуда не делось. Не переживай, ты не один такой. Даже нашего брата колдуна и то порой на привязи держат. Ну-ка глянь на скраденную репродукцию, что там у Ивана-Царевича в ухе?

— Ну, серьга. Сейчас все так ходят.

— В том-то и беда, что все. Ведь это не игрушка, а начало цепи, на каких твоих рыцарей водят. Хорошо хоть не за нос, а за ухо, хотя последнее время и такие появились. Сам этот серьгатый кадавр уже ничего не может.

— А как же бабы? Уж они и прежде, и сейчас без