Читать книгу "Рывок на волю - Борис Седов"

Действительно, вот и отличненько!

Вместо эпилога

«…КАКОЙ У ПАРНЯ БЫЛ КОНЕЦ»

– …Вот и отличненько! Миша! Ми-иша!!!

Я узнал певучий голосок Соломоныча и попытался открыть глаза. Хрен там! На веках лежало что-то тяжелое. Или липкое? А может быть, их навсегда заклеили клеем, и теперь мне всю жизнь предстоит ходить с палочкой или собакой-поводырем?

Я грязно выругался сквозь зубы и попытался проверить рукой, что там такое с моими глазами. Но запястье ловко перехватили еще в самом начале движения. И тут же в уши вонзился отчаянный вопль Соломоныча.

– Ты свихнулся? Не трогать лица! Даже не думай! Смажешь все, кто станет делать по новой?

– Чего смажу? – пробормотал я и обрадовался, что хоть язык-то мне повинуется. Я могу говорить. И естественно, к тому же еще и слышу. Да и руки вроде на месте. Интересно, а все остальное? – Так операция что, не закончилась?

В ответ нестройно расхохоталось несколько голосов.

– Миша, любезный. – Снова сопрано моего лечащего врача. – Ты все напутал. Никакой операции еще не было. Тебе пока не давали наркоза. Ты, нахал, посмел заснуть сам, на столе, пока мы готовили твою физиономию. Разрисовали тебя, как индейца и потратили на эти художества сорок минут. А ты все это время дрых, как убитый. Хорошо хоть не храпел…

«Я никогда не храплю», – недовольно подумал я.

– …Марина Васильевна, представляете, этот герой без проблем может уснуть даже на эшафоте за десять минут перед казнью. Может, обойдемся без анестезии! Просто попросим: «Миша, поспи, пожалуйста, еще часика три».

– Ладно вам, – миролюбиво произнес я. – Мне надоело валяться с залепленными буркалами. Начинайте, пожалуй.

– Ой, Марина Васильевна, слышите? Хи-хи… он нам разрешает. Чего ж не воспользоваться? Пожалуй, тогда и начнем поскорее. А то, не дай Бог, передумает… Так-с, молодой человек. Приготовимся. Получаем укольчик, медленно считаем до ста. Дышим ровно и глубоко. И тогда все будет отличненько… Договорились? – Соломоныч наклонился к самому уху. У него неприятно пахло изо рта.

– Договорились, – пробурчал я, ощущая, как мне перетягивают предплечье жгутом и вставляют в вену систему.

– Ну если договорились, Михаил Михайлович, тогда…раз… два… три… не слышу.

– …четыре… пять… шесть… – продолжил я отсчет, начатый Соломонычем, – …семь…

восемь… девять… – И сразу же вспомнил, как считал точно так же, скрючившись в ледяной воде под плотом, когда вместе с Блондином соскакивали из зоны. Тогда мы тоже, как я сегодня, пытались уйти из худшей действительности в лучшую. А что из этого вышло? – …семнадцать… восемнадцать… – А вышла из этого конкретная Жопа. Да, да, именно так, с большой буквы. Блондин на том свете. Я вообще непонятно где. И что меня ждет впереди, неизвестно – …девятнадцать… двадцать…

– Сто десять на семьдесят пять.

– …двадцать один… двадцать два… – А впрочем, известно. Из-под наркоза я выйду Денисом Аркадьевичем Селыювым, 1973 года рождения. – …двадцать четыре… – Уроженцем Норильска, с рождения не видевшим ни матери, ни отца и воспитанным ныне покойным дедом.

– Засыпай, миленький, засыпай. Считай.

– …двадцать восемь, черт тебя побери! ..двадцать девять… – Сельцов успешно окончил пять курсов Новосибирского мединститута, но какого-то дьявола дурака занесло в коммерцию. А ведь там выживают лишь единицы. Он не умел выживать. – …тридцать четыре… тридцать пять… – Его развели на фишки бандиты. Но он сумел взять кредит, чтоб расплатиться. – …сорок…

– Сто двадцать на восемьдесят.

– …восемьде… Черт! …сорок один… сорок два… – И запутался в долгах окончательно. И побежал, вместо того чтобы бороться. – …сорок семь… сорок восемь… – Бросил все. Наивно надеялся скрыться. Дудки! – …пятьдесят два… пятьдесят три…

– Миша, милый. Дышим ровно и глубоко… Ровно и глубоко… Вдох – выдох… Вдох – выдох… Вот так. И считаем теперь про себя.

«Про себя? А что я могу сказать про себя? Да только то, что я Денис Аркадьевич Сельцов, идиот, которого пацаны все-таки вычислили. А еще я умею считать. До ста. Вот сейчас, дай Бог памяти… – …пятьдесят восемь… пятьдесят девять… шестьдесят… – А Сельцова, когда изловили, не стали мочить. Зачем переводить такой материал? Такой материал ударно работает на подпольных колымских золотых приисках. – …шестьдесят семь… шестьдесят восемь… – А если еще и врач. Да хирург! Ему там будет легче. Он, возможно, сумеет прожить даже больше двух лет. – …семьдесят два… семьдесят три… – И от него пользы гораздо больше, именно как от врача, а не простого рабочего. Его продали, наверное, задорого. – …семьдесят восемь…»

– Сто десять на шестьдесят пять.

– Спи, Мишенька. Спи. «…Восемьдесят один… – А от меня с его рожей и с его ксивами, которые воровские перекупили у пацанов, гораздо больше пользы получится здесь. – …восемьдесят четыре… восемьдесят пять… – Вернее, в Питере, куда я приеду уже очень скоро. – …восемьдесят девять… девяносто…»

– Давление в норме.

– Да он здоровый, как бык. «…девяносто два… девяносто три… – И вот приеду я в Питер. И устрою там хипеж. Такой! – …девяносто пять… – Взвоют и Анжелина и Леонид! – …девяносто шесть…»

– Все, спит. Приступаем.

– Да, спит.

«Хрен вам! Не сплю! Я еще не дошел до ста. У меня пока еще – …девяносто восемь… – Взвоют и Житинский и Муха! – …девяносто девять… – И конечно же, неуязвимый Хопин. Уж до него-то я доберусь!

Отвечаю, братва!!! Вот теперь:…СТО!»

* * *

Осень в Поморской тайге нынче выдалась распогожая – теплая и ведреная. Было два дня, когда нагнал сиверко с самого края земли – с таболги[52]да Студеного океяна – снега и стужи, но Господь миловал, внял молитвам и развернул назад непогодь, благоволил добрать до конца урожай. А отошла страда, оголились огороды и пожни, и наконец выдалось праздное время, которое Данила с Олегом, отцом Настасьи, использовали вовсе не праздно – в Покров[53]оседлали двух жеребцов, прихватили с собой гвоздей и несколько досок и отправились проведать да обустроить могилку. А заодно, конечно же, навестить ближайший – всего в сорока верстах от могилы – скит.

Весь путь с Божьей помощью проделали в полутора дён, заночевав в парме у костерка. Пне успело солнышко еще склониться на запад, как оборотился ехавший впереди на своем вороном жеребце Данила к Олегу и сообщил:

– Подъезжаем, слава Те, Хосподи. Эвона там, за распадком ельник версты на две. А сразу за ним то место.