Читать книгу "Кораблекрушение «Джонатана» - Жюль Верн"

События принимали неожиданный оборот. Несомненно, у Паттерсона была какая-то определенная цель, раз он обратился к Хартлпулу с подобной просьбой. И конечно, тот, не будучи в курсе дел, не нашел ничего предосудительного. Но после сообщения Дика Кау-джеру все это показалось подозрительным. Возвращение Сердея, его тайные встречи с ирландцем, ремонт изгороди, предпринятый владельцем усадьбы, и, наконец, желание последнего оставаться на своем участке, удалив оттуда посторонних людей,— все эти факты могли превратиться в настоящие улики, хотя сейчас еще ничего не доказывали, невозможно было обвинить ирландца в чем-то предосудительном… Оставалось одно: незаметно следить за ним и быть всегда начеку.

Тем временем Паттерсон спокойно продолжал свою работу. Вдоль границ его участка вырос высокий частокол, доходивший до самой воды. Теперь двор усадьбы был совершенно скрыт от постороннего глаза.

Итак, в назначенный день ограда была восстановлена. Как честный коммерсант, ирландец выполнил обязательство в срок. Покупатель мог получить оплаченный товар.

Солнце село. Наступила ночь. Безлунная, темная ночь. Притаившись за изгородью, Паттерсон поджидал индейцев.

Но всего не предусмотришь. Если из-за высокого забора не было видно, что происходит во дворе у ирландца, то и сам хозяин усадьбы не мог рассмотреть, что делается снаружи. Сосредоточив все внимание на противоположном берегу реки, он не заметил, как большой отряд остельцев тихо окружил его участок.

Увидев, что ремонт изгороди закончен, Кау-джер сразу же насторожился. Он понял, что если ирландец задумал какое-то предательство, то оно должно осуществиться незамедлительно.

Около полуночи первые десять патагонцев, переплыв реку, вылезли на берег, принадлежавший Паттерсону. Им казалось, никто этого не заметил. Вслед за ними, также вплавь, пробрались еще сорок человек, а затем и остальные. Теперь на берегу находилось достаточное количество воинов, чтобы успешно провести наступление. Если первым и суждено погибнуть, все равно добыча не уйдет.

Один из индейцев протянул Паттерсону пригоршню золотых монет, показавшуюся тому слишком легкой.

— Здесь что-то мало,— на всякий случай заявил он.

Туземец, по-видимому, не понял.

Паттерсон попытался объясниться жестами и для большей убедительности стал пересчитывать деньги, внимательно разглядывая их и перекладывая из одной руки в другую.

Внезапно он упал, оглушенный ударом по темени. Его тотчас же связали, заткнули рот кляпом[113] и отшвырнули в сторону.

Один за другим, держа оружие над водой, патагонцы переплывали реку и ползком, бесшумно, как призраки, взбирались на берег, заполоняя двор усадьбы. Их было уже более двухсот.

Вдруг с противоположных концов участка загремели ружейные залпы. Это колонисты напали на врага с флангов и с тыла.

Ошеломленные туземцы сначала замерли на месте, затем, когда пули успели проложить в их рядах кровавые борозды, бросились вперед, к изгороди. Но над нею тоже поднялись ружейные дула, извергавшие смерть. Обезумев от страха, индейцы заметались по двору, как звери, попавшие в ловушку. За несколько минут остельцы перебили половину воинов.

Опомнившись, патагонцы, несмотря на перекрестный огонь, преграждавший подступы к реке, прорвались к берегу, бросились в воду и поплыли обратно.

Издалека тоже донеслись выстрелы — отзвуки другого сражения, разгоревшегося на дороге.

Предполагая, что захватчики сконцентрируют все свои силы именно там, где рассчитывают проникнуть в город, а в тылу оставят лишь небольшую группу для охраны лагеря, Кау-джер принял новый тактический план. В то время как основная часть колонистов под его непосредственным командованием окружила усадьбу Паттерсона (где и должны были развернуться главные боевые действия), второй отряд остельцев, возглавляемый Хартлпулом, перейдя южный вал, атаковал неприятельский лагерь. Судя по доносившейся пальбе, там тоже произошла схватка с немногочисленным противником. Перестрелка продолжалась всего несколько минут.

Изгнав патагонцев, губернатор соединился с возвращавшимся отрядом Хартлпула. Операция прошла блестяще — они не потеряли ни единого человека. Самым же замечательным трофеем оказались триста коней, которых привели на поводу.

Индейцы понесли такой жестокий урон, что возможность нового нападения исключалась. Но все же город охранялся, как и в предшествующие дни. Только убедившись в полной безопасности, правитель вернулся в усадьбу Паттерсона.

Тусклый свет звезд озарял землю, усеянную трупами. В темноте раздавались стоны раненых.

Но куда же девался Паттерсон? Его не скоро отыскали под грудой вражеских тел — связанного, с кляпом во рту и без сознания. Может быть, он сам стал жертвой дикарей? Кау-джер даже упрекнул себя в несправедливом отношении к ирландцу.

Но в тот момент, когда его подняли с земли, из кармана посыпались золотые монеты. Все стало ясно…

Кау-джер с омерзением отвернулся.

Предателя перенесли в тюрьму и, ко всеобщему удивлению, вызвали врача. Вскоре губернатору доложили, что заключенный вне опасности и поправится в ближайшее время.

Кау-джер отнюдь не обрадовался. Он предпочел, чтобы это грязное дело разрешилось само собой — смертью преступника. Но, поскольку Паттерсон будет жить, его злодеяние должно получить достойное возмездие. В данном случае не могло быть и речи о помиловании, как когда-то в отношении Кеннеди. На сей раз преступление касалось всего населения, и ни один человек не одобрил бы снисходительности к предателю, хладнокровно принесшего столько людей в жертву своей ненасытной алчности. Следовательно, придется его судить и наказать, то есть опять прибегнуть к Правосудию и Власти… снова возложить на себя бремя[114] диктатора.

Несмотря на происходившие за последнее время изменения во взглядах Кау-джера, карательные функции были ему по-прежнему ненавистны.

Ночь закончилась спокойно. Но надо ли говорить о том, что в Либерии почти никто не спал? Люди повсюду горячо обсуждали минувшие события и отдавали должное Кау-джеру, разгадавшему коварные замыслы врага.

Приближалось летнее солнцестояние. Ночь длилась не более четырех часов. При первых проблесках зари остельцы поспешили на южный вал, откуда был виден вражеский лагерь, и вскоре с радостью убедились, что индейцы собираются в путь.

Естественно, что захватчики, треть которых погибла, а половина уцелевших лишилась коней, хотели как можно скорее убраться из страны, где им оказали столь неласковый прием!

Около восьми часов среди индейцев началось какое-то непонятное волнение. Ветер доносил их дикие гортанные крики, сливающиеся в громкий гул. Все воины столпились в одном месте и будто старались рассмотреть что-то любопытное, недоступное взглядам колонистов.