Читать книгу "Если бы мы были злодеями - М. Л. Рио"

Я, как всегда, не мог найти ни единого подходящего слова, чтобы выразить свое запоздалое понимание, и потому промолчал.

Три дня мы с Мередит слонялись без дела: читали, разговаривали и даже не прикасались друг к другу. Калеб появлялся и исчезал, безразличный к моему присутствию, редко трезвый, он всегда трепался с кем-нибудь по телефону. Как и Мередит, он оказался до неприличия хорош собой. Он походил на свою родную сестру, и черты его лица были до странного нежными и женственными (но, надо сказать, это вовсе не раздражало). У него была быстрая улыбка и отстраненный взгляд, как будто его мысли постоянно где-то витали. Он пообещал, хоть для нас это и не имело значения, закатить экстравагантную новогоднюю вечеринку.

Калеб, несмотря на свои недостатки, оказался человеком слова.

Тридцать первого декабря, примерно к половине десятого вечера, в пентхаус набилась куча народа в гламурных нарядах. Я не знал никого из приглашенных, Мередит – лишь горстку, Калеб – в лучшем случае четверть. К одиннадцати все, включая меня и Мередит, уже набрались. Правда, когда кто-то из гостей, одолжив у Калеба одну из дюжины его кредиток, начал с помощью пластиковой карточки выравнивать белую дорожку на кухонной столешнице, я понял, что надо уходить.

Мы с Мередит незаметно выскользнули наружу с двумя бутылками «Лоран-Перье».

Таймс-сквер кишел людьми – местными и туристами, – и Мередит крепко вцепилась в мою руку, чтобы ее не унесло толпой. Мы смеялись, спотыкались и пили розовое шампанское прямо из горлышка, пока бутылку не конфисковал разъяренный полицейский. Снег падал на головы и плечи, подобно конфетти, и застревал в ресницах Мередит. Она мерцала в ночи, как драгоценный камень, яркая и безупречная. Я спьяну сболтнул ей об этом, и в полночь мы поцеловались на углу Манхэттена и какой-то другой улицы, одновременно с еще миллионом целующихся пар.

Мы бродили по городу, пока шампанское не кончилось (вторую бутылку мы успели припрятать). Когда мы совсем закоченели, то вернулись в пентхаус.

Там было темно и тихо, оставшиеся гости спали, растянувшись на диванах и креслах в гостиной. Мы прокрались в комнату Мередит, стащили с себя мокрую от снега верхнюю одежду и свернулись под одеялами на ее кровати. Попытка согреться медленно, но предсказуемо сменилась новыми поцелуями, постепенным раздеванием, осторожными прикосновениями и неизбежным сексом. Потом я ждал, что меня захлестнет чувство вины, желание вымолить прощение у призрака Ричарда. Но в этот раз, когда я был уверен, что, открыв глаза, увижу его, склонившегося надо мной, он отказался появиться в спальне. Зато силуэт, который я различил на стене, по необъяснимой причине принадлежал Джеймсу, которому в тот момент, наверное, не было никакого дела ни до Мередит, ни до моих мыслей. Внезапно порыв гнева обрушился на все мое существо и едва не захлестнул меня с головой, но тут Мередит шевельнулась, прижавшись ко мне и прервав иллюзию. Я с облегчением вздохнул, подумав, что она разбудила меня от тревожного полусна. Я провел кончиками пальцев от ее плеча и до гладкого изгиба талии, умиротворенный ее мягкостью и женственностью. Ее голова уже мягко покоилась на моей груди, и я задался вопросом, чувствует ли она, в каком покое пребывает сейчас моя иногда мятущаяся душа.

Следующие три дня прошли точно так же. По ночам мы пили чуть больше обычного, терпели Калеба так долго, сколько могли, после чего заваливались в постель. Днем мы бродили по Нью-Йорку, тратя время и деньги Дарденнов в книжных магазинах, театрах и кафе, обсуждая жизнь в Деллехере и наконец-то осознавая нашу близость.

Но многое оставалось невысказанным.

– На весеннюю постановку пришлют агентов, – сказала Мередит, когда мы выходили из книжного магазина «Стрэнд» лишь по той простой причине, что уже побывали там накануне. – И еще будет показательное выступление в мае. Я даже не думала о том, что буду читать. – Она ткнула меня локтем. – Мы должны выступить дуэтом. Мы можем быть… ну… хотя бы Маргаритой и Саффолком. – Она вскинула голову и беспечно спросила: – Ты будешь беречь мое сердце, как драгоценный камень в шкатулке?

– Не знаю. Ты будешь носить мою голову в корзине, если меня обезглавят пираты?

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего, после чего – к моему облегчению и радости – расхохоталась, и ее смех был диким и прекрасным, словно распустившаяся тигровая лилия. Когда ее веселье улеглось, она огляделась вокруг, на суетливый поток людей, движущихся по Бродвею к Юнион-сквер.

– Как странно будет, – сказала она серьезным тоном, – если все соберутся здесь весной.

– А по-моему, даже забавно, – ответил я, невольно задаваясь вопросом, поселимся ли мы в пентхаусе на неделю показательных выступлений. (Может, будем спать на полу, как на подростковой вечеринке в старших классах школы?) – Это похоже на пробы. Через год мы, вероятно, переедем сюда.

– Ты думаешь?

– Мы не можем застрять в Бродуотере навечно. Шекспир есть и в Нью-Йорке. А ты будешь жить в пентхаусе после выпускного?

– Боже, нет. Я должна убраться оттуда!

– Тогда, я полагаю, тебе придется перебраться в какую-нибудь лачугу в Куинсе, которую мы будем снимать всей нашей оравой. – Я наклонился к ней, и наши плечи соприкоснулись.

Она неуверенно улыбнулась.

– Значит, мы опять будем жить друг у друга на головах, как в Замке?

– Конечно, – подтвердил я. – Почему бы и нет?

Улыбка пропала, она медленно и печально покачала головой.

– Все будет уже иначе.

Я обхватил одной рукой ее за шею, притянул ближе и поцеловал в висок. Почувствовал, как она вздохнула, выдыхая печаль, и вдохнул ее в себя.

Да, все будет иначе. Тут, конечно, не поспоришь.

Вечером в воскресенье мы вылетели обратно в О’Хара бизнес-классом (очередной подарок от Калеба). Мы первыми прибыли в Замок. Занятия в училище возобновлялись лишь в среду. Вот и хорошо. Что бы мы с Мередит ни делали, мы не обсуждали ничего серьезного (разговор во время неудачного свидания в «Голове Зануды» был не в счет), и мне хотелось продлить эйфорию подольше. Я оторвал багажную бирку аэропорта Ла-Гуардия от чемодана и кинул на кровать. На мгновение замер, уставившись в угол комнаты. Из-за семейных сцен и невероятной рассеянности Мередит мне удалось на неделю или две выкинуть его из головы. Я повторял себе, что ревнивое отчаяние, охватившее меня на рождественском маскараде, – самая банальная вещь. Мгновенное безумие, побочный эффект подлой театральной магии. Но, очутившись здесь, в Башне, с его призраком в комнате, я почувствовал, как все медленно возвращается на круги своя.

Я покачал головой, неуверенно спустился по лестнице и провел еще одну ночь с Мередит – единственным лекарством, которое я мог придумать.

Сцена 2

Объявление о прослушивании во втором семестре вывесили на доске в среду утром.

«Все четверокурсники, второкурсники и приглашенные третьекурсники – подготовьте двухминутный драматический монолог из пьесы „КОРОЛЬ ЛИР“.