Читать книгу "Знай мое имя. Правдивая история - Шанель Миллер"

Если мы накажем его, мы таким образом нанесем огромный вред его окружению.

Учитывая огласку, которую получило дело в средствах массовой информации, оно повлияло не только на жертву, но и на мистера Тёрнера. В случаях, когда дело не рассматривается так публично, негативные последствия для обвиняемого могут быть сведены к минимуму.

Оказывается, Брок страдал от повышенного внимания прессы, не имея никакой возможности утаить детали. Я снова и снова прокручивала все услышанное у себя в голове, но так и не смогла понять. Но судья все прояснил.

В пункте номер семь мы рассматриваем вопрос, раскаивается ли обвиняемый. Возможно, это один из самых сложных и противоречивых вопросов в данном деле. Потому что сегодня мистер Тёрнер выступил перед нами и сказал, что искренне сожалеет о всей той боли, которую причинил Шанель и ее семье. И, на мой взгляд, мы увидели самое настоящее раскаяние. Шанель утверждает, что он не признал ответственности за совершенное. Мне кажется, она сама в некоторой степени объяснила это, написав, что он просто «не понял». Таким образом, перед нами находится мистер Тёрнер, раскаивающийся мистер Тёрнер, и раскаяние его, по моей субъективной оценке, является искренним. Шанель так не считает лишь потому, что он не произнес: «Я сделал это. Я знал, как сильно ты была пьяна. Я знал, что ты ничего не воспринимаешь, и все равно сделал это». В настоящем случае я не уверен, что когда-нибудь стороны придут к согласию.

Шанель так не считает — то есть все дело во мне? В том, что я не разглядела того, что увидел судья? Я была сбита с толку до такой степени, что уже не помнила, зачем мы здесь собрались. Чтобы прийти к согласию? Я буквально видела, как судья берет ножницы и перерезает веревки, на которых висит мостик, по которому мы могли бы прийти к этому согласию, оставляя меня на одной стороне, а Брока — на другой, где о нем хорошо позаботятся. Его окружение преуспело в том, чтобы он пребывал в этих иллюзиях. Только я одна упрямо вытаскивала его оттуда. Судья поверил ему. Под конец я уже реально чувствовала, как накреняется пол и все скользит по нему в сторону Брока.

…Я имею в виду, что верю ему на слово; верю, что это лично его версия событий. Присяжные, очевидно, не сочли, что события развивались именно в той последовательности, которая представлена стороной ответчика.

Но как только присяжные выносят свой вердикт, все обязаны его исполнять. Все обязаны принять их решение, включая мистера Тёрнера. Но я не уверен, что его недостаточно полное согласие с вынесенным вердиктом должно играть против него в вопросе выражения им раскаяния, тем более что я нахожу его раскаяние подлинным.

Объясните мне, разве извинения хоть чего-то стоят, если виновный не изменил свою точку зрения? Если виновный говорит, что сожалеет о содеянном, но по-прежнему настаивает на своей невиновности, не выглядит ли это больше манипуляцией, чем примирением?

Я наблюдала, как судья выпускает пойманную рыбу обратно в воду — плыви прочь, прячься в своих глубинах. Все это время я думала, что присяжные и судья были единым целым: судья — голова, а присяжные — тело. Но присяжные пришли и ушли, и теперь говорила только голова.

Я считаю, что он не представляет угрозы для общества…

…Полученные нами характеристики позволяют утверждать, что вплоть до настоящего момента он соблюдал закон и моральные нормы даже больше, чем среднестатистический гражданин.

Если что мы и вынесли из сегодняшнего заседания, так только то, что Брок был больше, чем среднестатистический гражданин, и что таких, как Брок, было всего четыре процента. Вряд ли такое можно считать наказанием — скорее восхвалением.

И наконец, есть еще один фактор, объясняющий вынесенный приговор. Это свидетельские показания, описывающие его личность, которые мы слышали как во время судебного процесса, так и здесь сегодня. Все они говорят о том, что мистер Тёрнер был уважаемым человеком вплоть до инцидента.

Инцидент. Неблагоприятный исход. Какие-то двадцать минут. Во время соревнований по плаванию одна сотая доля секунды решает всё. А они хотели списать целых двадцать минут, представив их как обычный интервал времени, как незначительный инцидент. Двадцать минут были только началом истории. Кто сосчитает шестичасовые перелеты через всю страну? Кто сосчитает приемы у врача, часы заламывания рук на встречах с психологом, бессонные ночи? Кто сосчитает походы в магазины, потому что эта блузка слишком обтягивает. Кто сосчитает дни без желания читать, писать. Кто сосчитает месяцы без творчества, заполненные только мыслями о том, зачем вообще просыпаться по утрам? Все это кто сосчитает?

Судья объявил прения. Со своего места поднялась помощник окружного прокурора и автоматной очередью быстро расправилась со всем, что было ложью. Удивительно, как удалось ей соединить так много концов нитей за такое короткое время. Она заметила, что полгода в окружной тюрьме в реальной жизни обернутся тремя месяцами, потому что каждый день хорошего поведения сокращает срок на один день. Июнь, июль, август… То есть Брок будет дома уже к концу лета. Ко Дню благодарения точно будет.

Ему должен быть гарантирован как минимум год в окружной тюрьме.

С какого момента мы начали умолять о сроке в один год? Когда расстановка сил так поменялась?

Я посмотрела на людей, пришедших меня поддержать, — все они были буквально раздавлены, хотя помощник окружного прокурора отчаянно пыталась воспользоваться моментом. Затем я повернулась к противоположной стороне — сидят со сложенными на коленях руками, со вздернутыми подбородками, и все предельно собранны. Никаких проявлений горя, никаких воплей — у всех спокойное дыхание и полное самообладание. Неужели они заранее всё знали?

Адвокат защиты отодвинул стул, встал, поблагодарил судью за внимательное отношение, согласился, что исключительные обстоятельства действительно позволяют говорить об условном сроке и шести месяцев в окружной тюрьме будет вполне достаточно.

Последней моей надеждой оставалась уголовно-исполнительная инспекция. С места поднялась женщина, которую я никогда раньше не видела. Она произнесла:

Услышав все, что говорила сегодня жертва, и еще раз внимательно изучив все бумаги, представленные обеими сторонами, уголовно-исполнительная инспекция предлагает свою справедливую и окончательную рекомендацию.

Ощущение было таким, словно мою грудную клетку сдавило со всех сторон.

Все зависело от ее слов.

Вы приговариваетесь к шести месяцам заключения в окружной тюрьме. У вас есть один день перед тем, как приговор вступит в силу.

Ему предоставили один выходной, потому что он провел ночь в камере, когда его арестовали. «Это даже не были полные сутки», — подумала я. Хоть какая-то щепотка соли.

Если желаете подать апелляцию, вам нужно заполнить соответствующую форму у секретаря в течение шестидесяти дней.