Читать книгу "И оживут слова. Часть I - Наталья Способина"

— Там твой Олег, — сказала Всемила, подхватывая котенка на руки.

— Да, он меня ждет. Познакомились?

— А что мне с ним знакомиться? — откликнулась Всемила, пытаясь спасти остатки рукавицы. Котенок сжал зубы сильнее, да еще когтями вцепился.

Радим выпрямился и посмотрел на нее с укором. Иногда он умел смотреть на нее вот так.

— Не обижай его, Всемилка. Вот увидишь, он славный.

Рукавицу удалось высвободить, но котенок в запале вцепился зубами в ее руку.

— Вот леший! — крикнула Всемила, отбрасывая кота, и лизнула царапину, потом подула на нее и посмотрела на брата. Радим уже снова что-то искал. Глядя на его склоненную голову, она вдруг поняла, что что-то в его словах ей не нравится.

— Славный? — переспросила Всемила.

Радим захлопнул сундук и отодвинул сестру в сторону.

— Да, очень.

Всемила поняла, что не так во всем этом: Радим редко разбрасывался такими словами.

— Он гладит Серого!

— Я видел. Серый его сразу признал.

И послышались в голосе брата радость и гордость, будто это побратимство не из жалости, будто по-настоящему.

В дверях Радим обернулся:

— Так пойдешь?

Всемила медленно покачала головой.

А потом она стояла у окна и смотрела на залитый солнцем двор. На то, как Радим, смеясь, говорит что-то чужаку, а тот поднимает голову и улыбается Радиму, щурясь от солнца. И смотрит чужак на Радима как… как на своего. А потом чужак треплет Серого по ушам, и Серый подпрыгивает, ласкаясь.

Они ушли, о чем-то разговаривая. И впервые Радим не посмотрел на окна, выходя за ворота. А еще он положил руку на плечо хванца. Радим, который никогда ни к кому не прикасался, если не было нужды… И снова стало страшно.

Радим таскал за собой хванца, будто дня без него провести не мог. Всемила злилась и не понимала, почему мать и Злата так привечают чужака. Вернее, понимала: из жалости. И сама себя убедила, что и Радим в побратимство это впутался из жалости. Только все одно худо получалось. Жалость — не жалость, а врос проклятый хванец в Радима, как гриб в дерево. В Свири никто с ним дружбу не водил. Да и как с таким водить, когда он все время молчит да улыбается едва заметно, словно он старше Улеба.

Всемила пробовала со Златкой посекретничать, мол, что да как с этим хванцем, доколе Радим в побратимство играть будет? Потому что одно дело — жена, тут уж Боги так велели: жена должна быть. А другое дело, когда вот так, ниоткуда… но Златка сделала вид, что не понимает, а может, и вправду не понимала, почему Всемиле он не по нраву. Защищала хванца, хвалила по-всякому. А Всемила смотрела, как светятся глаза золовки, и думала, что будь это не Злата, то уверилась бы Всемила в том, что любятся эти двое за спиной Радима. Только… Злата бы не стала. Горяч Радим, не простит. Да и сложно было представить Злату с хванцем. Он ее чуть не на полголовы ниже. А мужчина должен быть… мужчиной. Воином. Таким, чтобы дух захватывало.

Всемила подумала о тех, кто цветы украдкой через забор перекидывал да жаркие взгляды бросал. Только вот ни от одного из них дух не захватывало. Не встретила, что ли, пока своего единственного? А встретить уже хотелось. Только суженый этот… Ну да ладно. До этого еще вон сколько — Радима уговорить можно. Он в обиду не даст.

Это вон, может, воины да Златка думают, что раз однорук, так это доблесть. А Всемилу аж озноб при мысли о суженом брал. Мужчина должен быть мужчиной. А тут… калека какой-то. Она часто вспоминала, как Радим по молодости тоже едва руки не лишился. Уж тогда испугались они — словами не передать. Да только Боги миловали, переболел, да с рукой остался, пусть и подводила порой. Всемилка иногда думала, что было бы, если бы Радим так… а только дурное все думалось. Выходит, и она дурная, если для нее раз без руки, уж и не человек… И хорошо, что Боги миловали. Гнала Всемила от себя те мысли.

А потом она вдруг поняла, что нужно сделать с чужаком. Как ей это в первый раз придумалось, Всемила не помнила. Словно всегда эта мысль в ней жила да только ждала, когда чужак появится да Радимку у нее забрать попробует. Сначала она вправду хотела добром. Нет, конечно, не подружиться с чужаком, но хотя бы понять, как от него избавиться по-доброму. А для того нужно было сперва хванца одного застать да посмотреть, как он себя с ней, Всемилой, поведет. Только в то время, как хванец без Радима был, Всемила дома сидела, потому как девка потемну не выходит, да и далеко одной нельзя было. А уж там, где его встретить можно было, он всегда при Радиме. А тут как поговоришь, коли они с братом ни на полшага друг от друга не отходят? И не сделаешь ничего.

Правда однажды Всемила решила чужака и при брате проверить: нарочно корзинку уронила — посмотреть, что хванец сделает. Радим того не заметил: чуть впереди шел, а хванец быстро нагнулся, корзинку поднял, да еще рушник, выпавший из нее, сложил ловко да аккуратно и молча Всемиле передал. Чего она сама ждала — не понятно, то ли что он тоже корзинку ту не заметит, то ли что слова какие скажет. А он смолчал, и Всемила со злости даже не поблагодарила — молча бросилась брата догонять. Рассердило ее то, что он даже взгляда на нее не бросил. Будто и не человек она. Со Златкой вон и смеется, и говорит… И решила Всемила, что добьется от него ответа, чего бы ей это ни стоило.

Так вот у них и получалось. Делала она что-то такое, чтобы Радим не видел, а хванец все молчал. Раз уж совсем нарочно его Всемила толкнула. Будто бы оступилась, когда через канаву перескакивала. Хванец-то ни ростом, ни силой не вышел — стыдоба, а не побратим воеводе. Он, не ожидавший толчка, веретеном крутанулся, но на ногах устоял, да еще обернувшегося Радима успокоил, мол, ничего, оступился. И на Всемилу снова не взглянул.

Злило это — сил не было.

А потом судьба свела их наедине, как Всемиле и хотелось. Пришла она в дом Радима, да того не застала. Девчонка, что у Златки в помощницах жила, дверь отворила да в хлев убежала, а Всемила в дом пошла. Она чувствовала себя хозяйкой. И хоть даже мать здесь себя гостьей вела, уступая Злате, Всемила уступать не собиралась. Она — роднее всяких Злат, и это ее дом. Понятное дело, сильно она не самовольничала, но и лишний раз позволения у Златы не спрашивала, что ей делать здесь, а что нет.

Златы в передней не оказалось, и Всемила решила посмотреть в покоях. Да так и обомлела. Где это видано? В доме воеводы, да вот так… без присмотра!

Хванец стоял на скамейке и что-то ковырял над дверью.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила Всемила, надеясь, что он свалится со своей скамейки.

Но тот даже не вздрогнул, только посмотрел на нее спокойно и сказал:

— И тебе поздорову.