Читать книгу "Жрица голубого огня - Илона Волынская"

И врезались в девочку – так кидается на шею хозяйке соскучившийся пес. Мир утонул в сплошной нестерпимой голубой вспышке. Аякчан завертело, она услышала чей-то страшный вопль, потом грохот…

Огненные языки взвились к потолку, вылизывая в нем длинные черные дорожки. Ледяной трон задрожал и стал разваливаться. Оплавленные ледяные глыбы рушились вниз. Вопящие стражники ринулись вон из зала, сшибая на ходу падающих, как куклы, жриц.

Иззубренный и почерневший, как гнилой зуб, остов ледяного трона окутался сплошным облаком пара. Раздался страшный треск – трон ухнул в разверзшуюся в полу громадную дыру. Белые и густые, как высыпавшиеся из подушки перья, облака шипящего пара поползли над дырой. Тронный зал заволокло непроницаемым туманом. Потом, словно нехотя, туман стал редеть, рассасываясь и открывая искореженные стены, лежащих на ледяном полу бесчувственных жриц… Наконец, пар стянулся к центру зала – и исчез в гигантском проломе в полу. Троицы ребят – двух мальчишек и девочки с голубыми волосами – нигде не было.

Стоящая на вращающемся вихре Черная заголосила, как над покойником, и стремительно вылетела вон из зала.

Держась за разбитую голову, щуплый десятник поднялся, цепляясь за стену. По заваленному обломками залу прокатилось шевеление. Стряхивая с себя осколки льда, медленно, одна за другой, поднимались жрицы. На прямых ногах, будто враз позабыв, как сгибаются колени, они двинулись к иззубренным, дымящимся краям провала. Их лица были полны одинаковой свирепой решимости, а на ладонях закручивались голубые Огненные спирали.

– Найти-врагов-хозяйки, – зал наполнил монотонный бубнеж десятков голосов. – Убить-врагов-хозяйки…

Как ожившие деревянные куклы, переваливаясь с боку на бок, жрицы затоптались у края провала. Десятник затаил дыхание – сейчас они одна за другой… Вниз…

Одна из жриц медленно, рывками, будто повинуясь чужой воле, начала поднимать ногу…

– А кто такая хозяйка? – вдруг спросил совершенно трезвый женский голос.

Жрицы перестали раскачиваться. Сейчас они походили на внезапно разбуженных после тяжелого сна. Лица оживали – скомканные неодолимой решимостью черты стали разглаживаться, в глазах проступали недоумение и растерянность, они вопросительно переглядывались, смущенно втягивая обратно боевые шары Огня.

– Может, хозяйка – кто из верховных? – неуверенно пробормотала одна.

– Кто? – немедленно откликнулась другая. – И где они? Что здесь вообще происходит? Что это такое? – она заглянула в провал…

– А давайте пойдем… и разберемся… – дрогнувшим голосом откликнулась еще одна, пятясь от черной дыры посреди зала.

Из глубины провала послышался негромкий гул – как от далекой реки. Гул все усиливался…

– Да-да! Идем… Подальше отсюда! – раздались истерические крики, и, обгоняя друг друга, жрицы ринулись вон из разрушенного тронного зала.

Десятник посмотрел им вслед, потом перевел потерянный взгляд на провал… и с нечленораздельным воплем кинулся жрицам вдогонку.

Над черной дырой стремительно разгоралось зловещее алое свечение.

Свиток 31

О чаше, из которой не всякий может напиться

– Тш-ш-пш-ш-ш! Тш-ш-пш-ш-ш!

Аякчан медленно открыла глаза. Ничего не видно. Муть какая-то, как белесая пленка в единственном глазу Черной. Неужели и у нее теперь такая же? Девочка судорожно заморгала – по щекам потекло теплое. Слезы…

Ввысь уходили сложенные из гранита стены. Потолка не видно, сверху нависает сплошная чернота… Оттуда тянуло ветерком. Уютная чернота, подсвеченная голубыми бликами Огня.

«Я в школьной спальне, – подумала Аякчан. – Просто мне приснился очень странный и страшный сон – где школьная богатырка убивает верховную жрицу, Синяптук служит нижней албасы, а я сама оказалась Матерью-основательницей Храма и странствую с черным шаманом и кузнецом. Я открою глаза – и все станет как обычно: спящие девчонки, Голубой огонь в светильнике, вытесанная изо льда койка, жесткая… Даже бугристая вся…» Аякчан заворочалась, пытаясь умоститься поудобнее… С глухим стуком из-под нее посыпались осколки льда.

Широко распахнув глаза, девочка села. И тут же зажмурилась – тело прошила резкая боль. Она плотно прижала веки пальцами и подумала – этого не может быть! Она все-таки спит! Но то, чего не может быть, продолжало тихо гудеть и потрескивать, и Аякчан опять открыла глаза.

Она сидела на краю… озера? Или просто большой ямы? Больше всего это походило на огромную чашу с Огнем, по самый обод закопанную в землю. И был в чаше именно Огонь – сплошное сапфировое сияние, по поверхности которого иной раз проносились голубовато-золотистые язычки Пламени. От чаши веяло веселым сухим жаром – таким… бесценным, таким… желанным. Аякчан вытянула руки и даже застонала – она так устала быть пустой!

Послышавшийся в ответ стон заставил девочку оторваться от созерцания Огня и торопливо оглядеться по сторонам. Край чаши был завален обломками ледяного трона. У Огня лед тихонько подтаивал. Капли падали в чашу и с шипением испарялись, не долетая до поверхности.

Стон повторился. Оскальзываясь на кусках льда, Аякчан поднялась – из-под громадного черного обломка рядом с ней торчала окровавленная рука. В ладони был зажат меч.

– Хакмар! – испуганно крикнула Аякчан и, спотыкаясь, ринулась к ледяной глыбе. Она упала на колени, сжала липкие от крови пальцы мальчишки – живой? Непонятно! Попыталась нащупать биение жилки на запястье, не нащупала, распласталась на льду, заглядывая под глыбу. Щель была слишком узкой. Аякчан сосредоточилась – растворись! Исчезни! Лед должен, должен послушаться ее… Глыба не дрогнула – девочке казалось, что издалека она слышит призрачное хихиканье черной женщины. Плача от бессилия, Аякчан принялась судорожно драть лед когтями – расколоть, разбить на осколочки, вытащить Хакмара… Сотрясающие тело рыдания заставили ее остановиться…

Девочка замерла – и вдруг глубоко перевела дух.

– Идиотка! Ненормальная! – громко выругала она себя – и, прыгая по выворачивающимся из-под ног ледышкам, кинулась к чаше.

– Давно без Огня, слишком давно… Совсем отвыкла, – оправдывающимся тоном бормотала она. Нога поехала на скользком ледяном булыжничке – и головой вперед Аякчан рухнула прямо в чашу. Пронзительный вопль отразился от гранитных стен – Аякчан забилась в Пламени. А потом Огонь хлынул ей в рот, она судорожно глотнула – как когда-то, в школе, кажется, бесконечно давно… Нестерпимый, жгучий Жар охватил ее снаружи, сжигая кожу и испаряя кровь, он вливался внутрь – пожирая внутренности и плавя кости. Она поняла, что это все, конец – обычная судьба жриц явилась и к ней тоже…

Девочка опустилась на дно чаши – и запрокинула голову, вглядываясь в сомкнувшуюся у нее над головой сплошную сапфировую толщу Пламени. Жива! Она жива! И ей было хорошо, как никогда раньше! Какая же она глупая! Она – албасы Голубого огня! Она – Мать-основательница Храма, и никогда Огонь не причинит ей вреда! Он – ее лучший друг! Ей ничего не нужно, кроме этого ласкового Пламени! Она засмеялась, широко расправив руки. Извиваясь и трепеща, будто сами были языками Огня, ее длинные волосы поднялись дыбом. Вихрь золотисто-синих, колючих, как иглы, искр, закружился вокруг нее. Вертясь вместе со спиралью Пламени, она ринулась вверх, вознеслась над поверхностью чаши, кружась и захлебываясь восторженным хохотом. Огонь, словно крылья, трепетал за ее раскинутыми руками. Невесомое, как пушинка, сверкающее всеми оттенками золота и синевы, пылающее существо взмыло над Огнем. Она свободна! Она – сильна! Взметнулись Огненные крылья, и сияющий дух Голубого огня упоенно понесся вверх, вверх, вверх, разгоняя своим светом царящую вокруг черноту…