Читать книгу "Погружение в отражение - Мария Воронова"

– Почему это?

– Ну хотя бы потому, что твой папочка тоже загремит на нары.

– С какой радости?

– А Еремеев с какой? Ты же уверена, что он ни в чем не виноват, а он вот скоро вышку получит. Так что был бы человек, а статья найдется. А если ты вдруг веришь в торжество правосудия, то хочу тебе сказать, что твой драгоценный папаша замазан так, что и просить никого ни о чем не надо. Мама… – тут Никита вздохнул и развел руками, – мать есть мать и конечно же примет свое любимое дитя, вопрос только куда, ведь после конфискации имущества у нее ничего не останется.

– Ты этого не сделаешь! – выкрикнула Лариса в отчаянии.

– Да фокус в том, что мне и делать ничего не надо будет! Твой папа уже все сделал, мне теперь только в сторонку отойти.

– Ты клевещешь на моего отца.

– Может быть…

– Конечно, ты все придумываешь, чтобы запугать меня.

– Ну так ты уходи к своему маньяку и узнаешь, придумываю я или нет. Но я все равно буду любить тебя.

– Ты издеваешься?

– Отнюдь. Я люблю свою жену и беспокоюсь о ней, поэтому не могу просто остаться в стороне и смотреть, как она пропадает без медицинской помощи. Сначала приходит в суд и несет какой-то бред, что спала с убийцей, хотя всем известно, что она порядочная женщина и никогда не изменяла мужу, а потом принимается бродяжничать. Это же ясно, что человек заболел, просто сам не понимает, насколько остро нуждается в лечении.

– Что за бред! – похолодев, воскликнула Лариса.

– Вот именно, дорогая. Любовный бред плюс страсть к бродяжничеству – классические симптомы шизофрении. Для меня так больная жена лучше жены-шлюхи, поэтому решай сама, кем ты будешь, пока я добрый.

Лариса встала и одернула кофточку. Деньги она успела переложить в сумочку, поэтому можно уходить налегке и двигаться прямиком в аэропорт. Улетит куда-нибудь, где никакие психиатры ее не достанут, и начнет собирать жизнь по кусочкам.

Только папу оставить нельзя.

Лариса не была наивным человеком и понимала, что тюрьма для отца – не пустая угроза.

Нет, есть капканы, из которых нельзя выбраться.

Она пошла в кухню. Сегодня из-за суда она ничего не приготовила.

Лариса усмехнулась. Так странно, неужели она корчилась от ужаса и хотела потеряться в складках одеяла еще сегодня? Неужели не прошла с тех пор тысяча лет?

Ладно, риторические вопросы потом будем задавать, а сейчас надо что-то решать с ужином. Мясо размораживать уже поздно, пусть будет омлет с помидорами и сырники.

Она зажгла газ под тяжелой сковородой и принялась нарезать овощи.

«Все-таки я жила в хрустальном замке, – думала Лариса, мерно стуча ножом, – всегда есть продукты в холодильнике, так что не страшно забыть про обед – все равно выкрутишься. А как простые советские женщины? Не приготовила – грызи крупу? Таких продуктов, чтобы быстренько что-то из них соорудить, просто нет в продаже. А я этих забот никогда не знала, вот меня и повело на приключения. Надо было Никите брать девчонку из народа, а лучше из деревни. Ее бы потом из этого номенклатурного рая никакими калачами было бы не выманить. Никакими любовниками…»

Лариса умела все делать быстро и ловко, так что не успел Никита переодеться в домашнее и просмотреть свежую книжечку «Нового мира», как стол был накрыт, омлет вздыхал под крышкой, а в духовке румянилась партия сырников.

– Иди есть, – позвала она мужа.

Он вошел, с удовольствием потянул носом воздух и осмотрелся, чем сегодня будут кормить.

– А вторая тарелка зачем? – спросил он.

Лариса растерялась:

– Как это? Для меня…

– Да ты, милая моя, действительно сошла с ума, если думаешь, что после сегодняшнего я позволю тебе сидеть со мной за одним столом, – рассмеялся Никита.

* * *

– Пожалуйста, товарищи, располагайтесь, – сказала Ирина, пропустив деда и Лестовского в совещательную комнату, – процесс позади, теперь дело за нами.

Сухофрукт сразу бросился к окну и с наслаждением закурил, затянувшись чуть ли не до самых пяток. Ну еще бы, Ирина продержала их без перерыва.

С утра выступил академик. Он в основном сосредоточился на том, чтобы со свидетельского места кокетничать с Ириной, но между томными взглядами все же сообщил, что функция правой кисти у молодого человека действительно сильно нарушена.

Мальчик-свидетель так и не объявился, поэтому Ирина объявила судебные прения.

Речь Аллочки была формальной и невыразительной, она и сама, наверное, понимала, что обвинение рассыпалось, поэтому продублировала обвинительное заключение Ижевского, лишь слегка отредактировав его.

Зато выступление Веры Ивановны оказалось действительно блестящим.

Ирина и не думала, что у этой тетехи настоящий дар систематизировать и излагать. Даже зрители, в начале процесса настроенные очень враждебно, стали поглядывать на Еремеева с интересом и сочувствием.

Кажется, все поняли, что судят не того.

Ирина посматривала на дверь, вдруг мальчик все-таки придет? Его показания уже мало что изменят, но ей бы хотелось знать, что парень жив и здоров. Такой камень бы с души свалился…

Наконец Вера Ивановна закончила, и Ирина предоставила слово подсудимому.

Еремеев встал и, прежде чем заговорить, внимательно осмотрелся.

Наверное, искал свою даму, но Ларисы Ольхович в зале не было.

Алексей откашлялся:

– Даже не знаю, что сказать, товарищи… то есть граждане. Признаваться мне не в чем, а оправдываться глупо. Смотрите сами. Моя судьба в ваших руках.

Валентин Васильевич докурил, смял окурок в тяжелой хрустальной пепельнице и вернулся к столу. Место у форточки занял Лестовский, жадно вдохнул вкусный морозный воздух и подставил лицо солнечным лучам.

Ирина подумала, что сегодня выдался редкий денек для конца зимы. Хорошо бы уйти с работы пораньше, забрать Егора и отправиться с ним… да хоть на каток.

После убедительной речи Веры Ивановны дискутировать не о чем, надо оправдывать и расходиться.

– Я считаю, что он виновен, – заявил Лестовский.

«И почему я не удивлена, – вздохнула про себя Ирина, – прощай, каток, прости, Егор. Тебя сегодня заберет бабушка».

– Адвокат не для тебя, что ли, речь говорила? – нахмурился Сухофрукт.

– И тем не менее.

– Тем не менее что?

– Не убедил меня.

– Да господи!

– Давайте сохранять спокойствие, – Ирина заставила себя улыбнуться, – мы не сможем покинуть эту комнату, пока не придем к единому мнению, и скандалы только замедлят этот процесс. Предлагаю общаться конструктивно.