Читать книгу "Россия против России. Гражданская война не закончилась - Леонид Млечин"

Атаман не упомянул еще одну причину собственного поражения: невероятную жестокость его отрядов. Да, в Гражданскую войну все отличились по этой части. Но большевики, по крайней мере, обещали крестьянам землю. Семенов же отправлял в деревню только карательные отряды.

Местные жители жаловались:

«Неурожай, дороговизна, неурядицы. Главное — карательные отряды. Совсем не причастных ни к какому злодеянию поведут в баню, разденут и хлещут плетьми с завязанным в них свинцом, — до полусмерти. Иногда можно было откупиться деньгами. А иногда и деньги брали, и секли. Девушки и молодые замужние бабы прятались при посещении села карателями, действовавшими именем полковника Семенова».

«Казаки предпочитали брать все, что им было нужно, не платя, — вспоминал один из колчаковских министров. — Но этого было мало. Если казак видит в огороде арбузы, он сорвет все, чтобы перепробовать; если он ночует в хате, то на прощанье поломает скамью или швырнет в колодезь ведро. Какое-то непонятное озорство, неуважение к чужому труду и праву, презрение к крестьянам, которые якобы не воюют.

Забывая, что война ведется на русской земле и с русскими людьми, военачальники подвергали население непосильным тяготам. Я сам видел домовитых, зажиточных крестьян, я ни одной минуты не допускаю мысли, что они стали большевиками. Между ними и коммунизмом ничего общего быть не может. Но они не могли не поддаться настроению „большевизма“, когда через их деревни прошли казаки».

Россия была крестьянской страной. В Гражданскую войну и красные, и белые выкачивали из деревни ресурсы, необходимые для войны. А крестьяне воевать не хотели. Поэтому обе армии начинали с вербовки по идейным мотивам, а приходили к насильственной мобилизации. Но отчего же в таком случае крестьяне не разбегались сразу? Почему не все дезертировали, многие продолжали служить?

Крестьяне ценили, что в армии их кормили, одевали. Был такой мотив: надо сражаться до конца, а то поймают, замучают и убьют. Но главное было другое — в такие лихие времена оставаться без оружия и одним страшно. Уж лучше иметь возможность защитить себя и свою семью. И вообще, быть среди своих не так опасно.

Дальневосточные крестьяне не знали, что такое помещичье землевладение, привыкли к воле, потому так возмущались произволом армий Колчака и Семенова. Кроме того, они не успели «распробовать» советскую власть, еще не знали, что такое продразверстка. Поэтому благожелательно относились к большевикам. А белые вели себя разнузданно, демонстрируя презрение к гражданскому населению.

Иногда возмущение охватывало и самого атамана Семенова:

«Стоит собраться нескольким офицерам в одном из ресторанов, и в результате — путешествие в три часа ночи с музыкой по улице или бешеная скачка верхом по самым многолюдным улицам с угрозою раздавить все, что попадается под ноги, или стрельба в ресторане, или ненормальное распоряжение оркестром, или, наконец, езда на коне по неприспособленным для езды местам…

Приказываю:

Не допускать езды верхом вскачь и даже очень крупной рысью по улицам вообще и особенно по главным, а также там, где по какому-либо случаю более многолюдно. Всем военнослужащим, независимо от служебного положения, не нарушать обязательных положений по городским порядкам. Например, относительно закрытия ресторанов. Не появляться военнослужащим на улице в том виде, когда человек теряет обычный свой вид и перестает логически мыслить».

Увещевания не помогали.

Он подписал еще один приказ:

«На станции Карымская два офицера Сводного артиллерийского дивизиона Сводной Маньчжурской Атамана Семенова дивизии поручик Цуканов и прапорщик Гибнер выехали на перрон станции верхом и пытались заехать в зал 1-го и 2-го класса. Не въехали по независящим от них обстоятельствам — лошади не послушались. Ясно, что подражали примеру, данному начальником штаба той же дивизии подполковником Сергеевым, который не только ездил по перрону, но въехал даже в зал 1 — го и 2-го класса. Требую, чтобы такие безобразия были прекращены».

Барон Будберг рассказывал, что офицеры карательных отрядов хвастались своими подвигами. Уверяли, что пойманных большевиков они закапывали живыми, предварительно распоров им животы и выпустив внутренности на дно ямы, чтобы «мягче было лежать».

Но Семенов не хотел, чтобы его считали виновным в чем-то преступном:

«В разных газетах, враждебно относящихся ко мне и подведомственным мне войскам, часто помещают заметки о противозаконных деяниях семеновцев. В одной газете говорится, что около Читы чуть не неделю на телеграфных столбах висели два железнодорожных служащих, повешенные семеновцами. В другой указывалось, что жители такого-то населенного пункта без разбора пола были перепороты с раздеванием догола…

Все случаи были проверены, и никто из железнодорожных служащих в Чите не мог назвать фамилии висевших на столбах в течение недели, и они даже не подозревали о столь продолжительном соседстве мертвецов. Никто не мог подтвердить факта порки всех жителей одной деревни без разбора пола и еще с раздеванием. Большая часть из возводимых на семеновцев преступлений совершались какими-то самозванцами».

В Гражданскую войну современные методы уничтожения людей соединились со средневековым презрением к жизни. Видя, что творят карательные отряды, крестьяне брались за оружие и уходили в партизаны. Власти отвечали на это репрессиями, и война все больше и больше разгоралась. В конце концов крестьянские восстания охватили всю Сибирь и Дальний Восток.

Вопрос о земле в Сибири стоял не так остро, как в европейской части России, потому что не было распространено помещичье землевладение. Другая проблема была важнее: в то время почти половину населения составляли, как тогда говорили, инородцы. А национальные движения требовали автономии. Григорий Семенов рассчитывал на симпатии монголов, бурят и других народов, населявших эти места.

Когда начиналась Гражданская война в Сибири, на первых ролях оказалась демократическая контрреволюция: эсеры и меньшевики. Они занимали либеральную позицию в национальном вопросе. В январе 1918 года Временная Сибирская областная дума предоставила всем народам полную свободу выбора: отделяйтесь и создавайте новое государство или оставайтесь автономией в составе Российской республики.

Но декларации остались на бумаге! Верх в Белом движении взяли профессиональные военные. Они остроты национальных проблем не понимали и держались лозунга единой и неделимой России. Но этот лозунг сталкивал их не с большевиками, а с национальными движениями. Адмирал Колчак не принимал сторонников автономии, считал их сепаратистами и такими же врагами, как и большевики. Когда он осознал, кто представляет наибольшую для него опасность, было уже поздно.

А вот Ленин оценил всю силу национальных устремлений к самостоятельности и щедро обещал всем народам полное признание их прав на самоопределение. Национальные меньшинства примкнули к большевикам.

18 сентября 1919 года Семенов объявил о призыве тунгусов в свою армию. Через несколько дней Бурятская народная дума объявила о мобилизации в бурят-монгольскую конную бригаду. После падения Колчака атаман Семенов ощутил свою значимость. А тут еще съезд монголов присвоил ему княжеский титул. Он подумывал о создании монголо-бурятского государства со столицей в Даурии.