Читать книгу "Свидетель с копытами - Далия Трускиновская"

– Да, очень большая глупость, – подтвердил Фельдман. – Но Берга и Армштадта мы тоже знаем в лицо. Хотя прошло столько лет, мы их опознаем.

– Ваше сиятельство, господин граф, нужно скорее найти московских полицейских, – сказал Шульц.

– И еще одного подлеца нужно отыскать, – проворчал Алехан. Он имел в виду Ерошку.

По бестолковому описанию Весселя граф приблизительно представил себе, куда завели егеря и конюхи Сметанного. Там поблизости была довольно большая поляна, очень подходящая для лошадиной свадьбы. И можно было спорить на тот огромный бриллиант, который Григорий Орлов три года назад якобы подарил императрице ради примирения после ссоры, против осколка стеклянного штофа, что свадьбу затеяла княгиня Чернецкая. (На самом деле императрица приобрела великолепный камень сама, за свои средства, и Алехан был в этом деле посредником. Но ей не хотелось, чтобы заглазно ее называли мотовкой.)

Ссориться со старухой граф не желал, хотя и разозлился на нее – из-за ее проказ он чуть было не лишился драгоценного жеребца. Но жеребец давно уже пасется в леваде под присмотром Степана, а вот его свита попала в беду.

Пропали четверо – конюхи Фрол и Ерофей, егеря Егорий и Матвей. Подняты два тела – Фролово и Матвеево. Парни дорого заплатили за свою глупость. И чем далее – тем более Алехану казалось, что виновник всей этой кутерьмы – Ерошка. Если верить Весселю – он единственный после стычки на лесной дороге остался невредим. И он приходил в орловский дворец вместе с Бейером, и он либо сам сорвал с раненой женщины повязки, чтобы она истекла кровью, либо молча смотрел, как это делает Бейер.

Вошел Григорий Орлов.

– Брат, я приказал своему Федору собрать имущество и оседлать нам хороших лошадей. Приготовь все бумаги – то, что этот дурной аптекарь наговорил, письмо Архарову, письмо государыне! Пиши прямо – в столице зреет опасная интрига, и недоброжелатели пытаются показать тебя предателем и заговорщиком! Так и пиши!

– Не буду. Что я – дитя малое, чтобы хныкать и жаловаться?

– Ну так я на словах все опишу. Буду к ней пробиваться. Полагаю, не откажет принять!

– Ваше сиятельство, – осторожно сказал Шульц. – Поскольку речь явно идет о покушении на ее величество, то обращаться следует к господину Шешковскому.

– Это по его ведомству, – добавил Фельдман. – Осмелюсь заметить, самый удобный способ.

Граф понимал, что старые полицейские правы. И понимал также, что Григорию будет трудно говорить с императрицей: хотя она показывала, что ценит давнюю дружбу, но поди знай, что у нее на уме.

– Я – к кнутобойце Шешковскому? – удивился Орлов-старший. – Хотя они правы, ему за то и деньги платят, чтобы ловил государыниных супостатов. Ладно, скрипя зубами, пойду и к Шешковскому. Ну так прикажи дать нам лошадей!

Начальник Тайной экспедиции, недавно произведенный в статские советники, Степан Иванович Шешковский пользовался доверием императрицы Екатерины. Но в столице его не любили – любить такого человека попросту невозможно.

– Да погоди ты! – крикнул Алехан. – Мне еще письма сочинять! Экая ты горячка! Вот черт, дожил – послание Шешковскому писать собрался!

– А что дурного? Я горяч, брат Володька благоразумен, мы с тобой деньги тратим, брат Иван мастер копить…

– Ты ему это напомни, когда он за карточный стол сядет, – посоветовал граф. – Господа полицейские, коли угодно – возвращайтесь в подвал, а нет – я велю предоставить вам комнату. Василий!

Разумеется, Шульц с Фельдманом предпочли комнату, и Василий их туда повел, скликая на ходу баб, чтобы обиходили гостей.

– Чудаки, – сказал Орлов-старший. – Добровольно сидеть в подвале!

– Сказывали, они там даже песни от скуки пели, – граф направился к кабинету. – Ну, Господи благослови написать все вразумительно. Я бы тоже в подвале сидеть не захотел… Генрих Федорович, ты что ухмыляешься?

– Ежели бы ваша светлость не приказали запереть их в подвале, им бы пришлось селиться на постоялом дворе, платить за постели и за продовольствие, – объяснил старик. – А они бережливы. Полицейская служба, видно, приучила. Я и сам таков.

– Пока я предаюсь эпистолярной словесности, перебели показания Весселя, – велел ему граф. – А ты, братец, прикажи явиться на двор тем егерям и охотникам, что вместе со мной брали штурмом охотничий домик. Как соберутся – растолкуй, что где-то в дебрях затерялись архаровцы. Пусть едут по окрестным деревням, расспрашивают. Жаль, примет нет! Но деревенские мужики, а особливо бабы, чужого за версту чуют. Кто спозаранку на рыбалку бегает, пусть спросят! Парнишек, что в ночное ездят! Еще только этих покойников недоставало. Коли сыщут живыми – любезно сообщить, что их сиятельство беспокоиться изволили.

Битый час Алехан занимался письмами. Он написал краткое послание императрице, сочинил сдержанное донесение Шешковскому и весьма дипломатичное – Архарову. Григорий обещался все доставить по назначению и умчался…

Два дня люди Алехана прочесывали окрестности. Архаровцы как сквозь землю провалились.

Разумеется, были они отнюдь не под землей, а шли по следу Бейера. Голштинец решил, что Москва ему более не нужна, решил обойти ее с севера и выйти на Петербуржский тракт где-нибудь поблизости от Твери. Лошади у него были отличные – два коня из конюшен самого графа Орлова, еще два – лучшие из тех московских, что взяты на Малой Ордынке.

Бейер догадывался, что Ерошка дал архаровцам точное описание орловских коней. Да и лица тех, кто погубил его товарищей, описал, хотя с конями ему было легче и проще. И потому Бейер спешил. Санкт-Петербург стал бы для него и для Штанге с Клаусом спасением. А потом – осуществить задуманное!

Он был готов. Он был отменно готов.

И ему каждую ночь стал являться во сне покойный император. Однажды – с полотенцем на шее, которым, как понял Бейер, его удушили. В другой раз – с лицом цвета майской сирени, какое могло быть у человека отравленного; во сне Бейер и название яда услышал, но, проснувшись, позабыл.

– Ну, скоро ли? – спрашивал Петр Федорович.

Или приказывал властно, как при жизни не умел:

– Сыну моему послужи!

Это были знаки. Бейер радовался – значит, он на верном пути. Чем ближе столица – тем ближе и тот роковой выстрел, что отдаст эту странную, нелепую, бестолковую страну под власть истинного царя.

Письма от братьев Паниных он всюду таскал с собой, не расставался и с браслетом покойной великой княгини. Браслет в случае плохого исхода мог послужить доказательством, что покушение задумано при «малом дворе», как называли окружение великого князя Павла Петровича. Письма будут подтверждением. В случае благополучного исхода он станет опознавательным знаком – пусть молодой государь ведает, что отважный голштинец действовал по приказанию великой княгини. Какова бы она ни была, а добыть для мужа трон желала всей душой.

О снах он рассказал только Клаусу – подозревал, что Штанге таких высоких материй не поймет.