Читать книгу "Уничтожить королевство - Александра Кристо"

Свет расходится от нее волнами, и вскоре она уже не может кричать и просто корчится на земле. Бьется в конвульсиях, напряженная и в то же время дрожащая. Глаза Лиры закатываются, закрываются, и я практически слышу, как она скрежещет зубами.

Все вокруг застывают. Моя команда — в ужасе. Сирены — в истовом благоговении.

Некоторые в предвкушении мелодично вздыхают, жадно распахнув пасти. Другие смотрят неуверенно, сузив глаза до щелочек и прикусив губы клыками. Желтоволосая сирена, Калья, следит за каждым содроганием Лиры. И бледнеет, когда та резко выгибает шею.

А Морская королева все это время истекает слюной.

На фоне расколотого льда ноги Лиры срастаются. Кожа плавится и бурлит, пока от самых стоп до талии не покрывается чешуей. Я прежде не видел такого цвета — смешение стольких оттенков оранжевого, будто плененный солнечный свет. Он безупречно сливается с ее бедрами, изогнутой кромкой заканчиваясь под пупком.

А не покрытая чешуей кожа начинает светлеть.

Живот, грудная клетка, и дальше приливной волной. Лира не то чтобы становится бледнее — вряд ли такое вообще возможно, — но ее кожа теперь сияет. Жидкий свет струится по ее рукам и груди. Скользит по нежным изгибам ключиц. Волосы ее рассыпаются по плечам, словно гранатовые бусы, и когда Лира откидывается на спину, широко раскинув руки, снежный покров вокруг нее обретает форму ангела.

Лира выгибается, наслаждаясь холодом, и с каждым движением жабры, рассекающие ее ребра, раскрываются. Она поворачивается на бок, частично лицом к воде, частично — ко мне. И мгновение просто лежит — с закрытыми глазами, припорошенная снегом, что отражает сияние ее кожи, совсем-совсем не похожая на человека, — и мне чудится в этом странное умиротворение.

А потом Лира открывает глаза, и я вижу, что лишь один из них знакомого мне синего цвета. Второй же — чистое адское пламя.

Глава 40

ЛИРА

Я почти позабыла, как сильна, как быстра, но когда бросаюсь в озеро, меня вновь захлестывает этой мощью. Изо рта вырывается охотничий рев, и ледяная вода затекает в горло и сочится через жабры. Может, я и не в океане, но и этого хватит. Воду не обуздать, как и меня.

Элиан наблюдает за моим появлением. На его лице отражается столько всего, и столько всего раздирает меня изнутри, что кажется невозможным отличить одну эмоцию от другой или понять, какие из них его, а какие — мои. Я смотрю на него и словно вижу впервые.

Сейчас Элиан ярче, четче. В глазах отражается каждый отблеск солнца, а кожа сверкает как отполированное золото из его родных краев. Он соткан из контрастов, света и тьмы, которые переливаются и смешиваются в единое целое, и вскоре я уже даже мысли отвернуться не допускаю.

Упираясь руками в снег, я слежу за ним, как охотник за жертвой.

— Принеси мне его сердце, — говорит Морская королева.

Приказ разносится по ветру, и, оторвав взгляд от Элиана, я вижу, как она сжимает пальцами трезубец, где Первое око Кето ждет воссоединения с близнецом. Теперь, когда они так близко друг к другу, я могу его слышать — зов двух половинок. Он слишком ритмичен, чтобы быть песней, и слишком неистов для барабанного боя. Значит, сердцебиение. Одно око напитано моей кровью, другое — магией моей матери, и связь их безжалостно пульсирует в моих ушах.

— Вырви его сердце, — шипит Морская королева на нашем убийственном языке.

В голосе ее слышны нотки отчаяния — она ведь уверена, что именно Элиан освободил Второе око. И теперь боится того, что будет, если принц попытается использовать камень и если магия его одолеет трезубец, которым королева поработила наш народ в кровавой бойне.

Элиан может не знать, но прямо сейчас Морская королева считает его ровней.

Я изгибаю шею и протягиваю руку, подманивая Элиана. Веки его вздрагивают, но он не приближается, и я бы улыбнулась, кабы не опасалась расколоть свое новое каменное лицо. Вместо этого я запрокидываю голову и дышу ветром, пока волосы свободно дрейфуют на воде.

Позади меня затягивают песнь сирены.

Мелодия расползается, окутывает людей. Нежным рефреном захватывает над ними власть, отчего матросы покачиваются на месте, теряя ощущение угрозы. Опасность обращается в сны и страхи угасающей памяти, пока сердца их не начинают трепетать в такт смертельной арии.

— Красиво, — говорит Мадрид, расслабляясь всем телом.

Элиан озадаченно наблюдает за внезапным преображением зачарованной команды. А когда поворачивается ко мне, на челюсти его играют желваки, и один только взгляд почти превращает это чудом не замерзающее озеро в ледник.

Я улыбаюсь, чуть обнажив зубы, и присоединяюсь к песне.

При первых звуках моего голоса Элиан шагает вперед, и когда мелодия моя набирает обороты, он падает на колени. У него по-прежнему есть план на каждую букву алфавита, и хотя он неплохо справляется с ролью, я чувствую каждый удар его разогнавшегося сердца. Движения принца слишком резкие. Слишком намеренные. Да и в глазах его пылает неукротимый огонь.

Песня на него не влияет.

Элиан сжимает кристалл Кето будто спасательный круг, убежденный, что именно крошечная частичка моей богини в его ладони дарует невосприимчивость к чарам. Я улыбаюсь, потому что уж он-то должен знать. Должен знать, что надо больше верить мифам и сказкам.

Когда на палубе «Саад» Мейв растворилась пеной, я, в глубине души верившая слухам, порадовалась, что принц не получил шанса забрать ее сердце и противостоять песням сирен. Но рассказывая Элиану легенду о нашей смерти, я поняла, что это уже не просто байка. Я чувствовала истину. И теперь эта истина стоит передо мной на коленях, сверкая дикими глазами, выточенными из земли и океана. Утонувших листьев и водорослей.

«Человек, забравший сердце сирены, станет невосприимчив к песне».

Только мое сердце Элиану забирать не пришлось, я сама отдала.

Протянув руку, я касаюсь его лица, и его глаза ненадолго закрываются. Элиан вдыхает, словно тем самым закрепляет воспоминание. Пальцы мои скользят по изгибам его скул. Он такой теплый, и если прежде в облике сирены под солнечным светом мое тело болезненно ныло и пульсировало, то тепло Элиана вызывает во мне совершенное иную агонию.

Я опускаю руку на его шею и притягиваю его голову к себе, а сама приподнимаюсь из воды до талии. Мне не вынести столь сильной жажды.

— Знаешь, что мне от тебя нужно? — шепчу я.

Элиан сглатывает:

— Я не отдам тебе кристалл.

— Я говорю не о нем, — отвечаю гортанным голосом.

— О чем тогда?

Я ухмыляюсь, чувствуя себя как никогда порочной.

— О твоем сердце, — признаюсь я и целую его.

Этот поцелуй несравним с нежным и неуверенным касанием той ночью под звездами. Он дикий, обжигающий, есть в нем какая-то новая враждебность. Губы Элиана, горячие, мягкие, отчаянно сминают мои, и когда наши языки встречаются, я ощущаю, как оживает моя звериная суть. И в Элиане тоже что-то пробуждается. Хищный инстинкт. Мы будто клеймим друг друга прямо здесь, на краю войны.