Читать книгу "Михаил, Меч Господа. Книга четвертая. Ангел с черным мечом - Гай Юлий Орловский"

– А нельзя было прямо от него?

– Шутишь? – проговорил Азазель все еще слабым голосом. – Изнутри его скорлупы?.. Надо было вырваться и отбежать…

Михаил спросил похолодевшим голосом:

– А могли бы… не суметь?

Азазель кивнул:

– Еще как! Все, больше так не рискую. Я Азазель, а не безголовый рискователь!.. Сам себя уважать перестану. Это тебе можно, а я мыслитель! За меня и мои интересы другие воевать должны.

Михаил огляделся.

– Место защищенное от посторонних. Но где мы?.. А то так рвануло, думал, голова оторвется.

– Я расчетливый, – ответил Азазель, – хотя, конечно, бывает…

Михаил покачал головой, вряд ли расчет, на этот раз больше похоже на удачу. Хотя кто знает, что такое удача, возможно, она как раз и есть результат точнейшего расчета на уровне интуиции?

– Гееном, – пояснил Азазель. – Отсюда в мир людей кратчайший путь. Переведем дух, здесь место пустынное, а то я и направить не смогу.

– Я тоже выдохся, – признался Михаил. – Во мне даже кости трясутся… Хотя не такое уж и пустынное место…

Азазель осторожно выглянул из-за валунов. В их сторону двигается целый караван из десятка телег, запряженных бехемами, а еще дюжина крепких воинов верхом на таких же бехемах, только поджарых, едут по обе стороны, держа короткие копья в руках.

– Не местные, – определил Азазель. – Иначе зачем им охрана?

Михаил кивнул, продолжая всматриваться в караван и караванщиков. В мире людей бехемы тоже водятся, там их зовут нильскими лошадьми, те целыми днями лениво передвигаются по болотам, там же и спят, но здесь из-за постоянной жары вывелась порода более сухощавых и быстрых, способных выносить сухость и зной. Сперва их приспособили для перевозки грузов, а потом в армиях начали создавать воинские отряды наиболее сильных воинов, сражающихся верхом на бехемах.

– Пройдут мимо, – сказал он. – Вон там дорога.

– Похоже, – согласился Азазель, – что пройдут. Хотя…

– Что не так?

– Бехемы устали, – ответил Азазель кратко.

Он оказался прав, караван свернул к скалам, за которыми они оба укрылись от ветра и зноя, бехемов развьючили, те сразу легли, а сами караванщики уселись под защитой каменного забора в круг и принялись вытаскивать из мешков еду.

Михаил передвинулся к Азазелю, стараясь рассмотреть всех караванщиков, ушиб ногу о камень, ругнулся, на что Азазель только улыбнулся.

– Скоты, – буркнул Михаил. – Чего им вздрючилось именно здесь?

– Да ладно тебе, – ответил Азазель мирно. – Вот только что, споткнувшись, зачем облаял ни в чем не повинный камень? Это же ты виноват, что споткнулся! Не ищи виноватых, так получилось, они остановились здесь. Сейчас перекусят и двинулся дальше.

Михаил пристыженно смолчал, с той стороны каменной гряды доносятся голоса, он прислушался, караванщики сперва просто утоляли голод, потом разговор пошел на повышенных тонах.

В центр круга постепенно выдвинулся мелкокостный демон с длинным унылым лицом и обломанными рогами, тщедушный и сгорбленный, только глаза непривычно яркие и блестящие, словно в черепе горит неугасимый огонь.

– …и нужно еще ограничить, – услышал Михаил его горячечную речь. – Да, вернуться к истокам!.. И начать сначала… было же не больше двенадцати месяцев сперва, почему стало вечным?.. Молчи, Гертруд, я не сказал, что в рай!.. Просто освобождаются от мучений, пусть живут, как хотят…

Один из демонов, тяжелый и грузный настолько, что голова сидит не только на плечах без намека на шею, но и наполовину погрузилась в грудную клетку, повернулся к нему всем телом.

– Ты еще скажи, как твердил в прошлый раз, что вообще сражались зря…

Мелкокостный возразил:

– Я говорил не так!..

– А как?

– Та великая битва, – быстро-быстро прострекотал мелкокостный, – из-за чего мы теперь в Аду, случилась тогда, а не сейчас!.. Сейчас мы бы сперва подумали!

Головогрудый гигант нахмурился, сдвинув подвижные костные щитки на лбу с такой силой, что раздался срежет и посыпались оранжевые искры.

– И что бы надумали?

Мелкокостный произнес уклончиво:

– Тогда это было правильным, а теперь это кажется… устаревшим.

Азазель приблизился к Михаилу, сильно пригибаясь, словно под обстрелом, сел рядом, прислонившись спиной к камням.

– Что-то интересное?

– Сам послушай, – шепнул Михаил.

На той стороне притихли, а головогрудый прорычал люто:

– Что?.. Да как ты смеешь так о наших героях?.. Они пролили огненную кровь, сражались дни и ночи, изнемогая под напором превосходящих сил, не дрогнули и выстояли… и если бы не предательство в наших рядах…

Один из демонов прекратил на миг обгладывать берцовую кость с остатками мяса и сказал злобно:

– А он не считает это предательством!

Головогрудый довольно рыкнул, а еще один спросил быстро:

– Алфлутоп, ты в самом деле не считаешь это предательством?

Мелкокостный помедлил, тут скажи хоть «да», хоть «нет», все равно попадешь в ловушку, он покачал головой и сказал таким тихим голосом, что Михаил едва-едва расслышал:

– Пришло другое время. Мы остыли за эти тысячи лет и можем смотреть уже как взрослые. Но можно и этого не делать, не пересматривать… старые раны еще болят. Но я уверен, что можем начать жизнь с чистого листа.

Головогрудый прорычал:

– Это как?

– Принять то, – ответил мелкокостный, – что есть. А потом как-то натужиться и как бы к лучшему! А то Творец с его ангелами на семи небесах, или сколько там их, а мы в семи кругах Ада! Несправедливо.

Головогрудый прорычал со злобной иронией:

– Спасибо, что открыл нам глаза!.. А то мы этого не знали!

Один из демонов, похожий на огромного рогатого жука, проскрипел недовольно:

– Алфлутоп, не говори дурь.

– Почему дурь? – спросил Алфлутоп обиженно. – Дискус, ты не прав!

– Потому что где Творец со своей свитой, – ответил Дискус, морщась, – и где мы? Да и вообще… что предлагаешь? Обличать даже нолы могут. А что предлагаешь?

Все смотрели со злыми лицами, в их глазах Михаил рассмотрел глубоко запрятанную ярость.

Азазель наконец заинтересовался, тоже тихонько выглянул, уже с интересом рассматривая демонов.

Алфлутоп медленно развел в стороны тонкие руки с болтающейся на них кожей и свел их на груди.

– Надо как-то подтолкнуть наших Князей на переговоры.

Все молчали, на лицах враждебность и неприятие, а Дискус прорычал угрожающе: