Читать книгу "Рождение нации - Влад Поляков"

Тут Игнатьев промолчал, а взгляд его непроизвольно скользнул по иным присутствующим, а именно по министру финансов графу Рейдерну, Михаилу Христофоровичу, и по морскому министру, адмиралу Николаю Карловичу Краббе.

– Два дипломата. Военный и морской министры да ещё министр финансов. Почему именно мы?

– Высокая политика, связанная с армией нашей и флотом, – ответствовал Милютин. – И на это будут нужны большие деньги, поэтому и Михаил Христофорович также здесь.

– Значит, то не слухи были…

– Вы сейчас о чём, Николай Павлович? Если о союзе с Конфедерацией и Испанией, то какие уж тут слухи, вся столица о том бурлит, во всех салонах только о том и разговоры, – произнёс подошедший адмирал Краббе. – Зато ежели о том, что нам предложили Парижский трактат использовать не как дипломатический документ, а в нужном чулане… Так я сам готов его в этом качестве применить.

Что Игнатьев, что Милютин не могли удержаться от смеха. Адмирал Краббе, наряду со всеми своими талантами и умениями, делавшими его человеком на своём месте, отличался неудержимой склонностью к разного рода похабщине. И к похабным шуточкам и поговоркам в том числе. Наибольшее внимание, что любопытно, они вызывали у одного из сыновей императора. Не цесаревича Николая Александровича, а второго сына, великого князя Александра Александровича. Тот уже в свои два десятка с небольшим наловчился при нужде выражаться таким образом, что и офицеры гусарских полков заслушивались.

– Парижский трактат – лишний и вредный! – припечатал Милютин. – И я, если мой голос будет важен, скажу государю, что его надобно денонсировать. Но не сейчас, а через пару-тройку лет, когда перевооружение армии позволит сражаться не устаревшим и даже не отвечающим духу времени, а новейшим оружием. Да и флот, Николай Карлович, тоже должен стать не только паровым, но и броненосным. Вот тогда и разорвём бумажку, трактатом именуемую. А уж как её дальше использовать, сами решайте.

Игнатьев, как умудрённый жизнью дипломат, лишь улыбнулся, хотя сама идея ни малейшего отторжения не вызывала. Парижский трактат опасно было рвать в клочья, не обладая поддержкой со стороны союзников. Их ведь у России со времён Крымской войны по сути и не было. А теперь могли и появиться. Испания в Европе. Конфедерация – там, за океаном. И значение последней было велико хотя бы потому, что там же располагались колонии Британской империи, которые, при сложившемся союзе, оказывались в уязвимом положении при попытке развязать военные действия. Да, в таком варианте можно было всерьёз задуматься о поправках в политическом курсе, которым двигалась империя. Тех поправках, от которых нынешний министр иностранных дел явно не пришёл бы в восторг.

Впрочем, Парижский трактат был всего лишь догадкой. А вот ради чего на самом деле их всех собрали здесь, ведомо одному лишь императору. Который, к слову сказать, как раз входил в небольшой зал, где они находились.

Выслушав от собравшихся заверения в верности и глубоком почтении, император не стал тянуть и с ходу обрушил на них причину, ради которой вызвал сюда в столь неожиданном составе.

– Господа! Произошло знаменательное событие для всего императорского дома Романовых. Один из моих ближайших родственников будет в скором времени приглашён занять престол в стране, которая не только важна в мировой политике, но и для нас весьма полезна. И эта страна – Конфедеративные Штаты Америки. – Переждав изумлённые возгласы, император добавил: – Излишне ли говорить, что услышанное вами не должно быть передано кому бы то ни было без моего на то дозволения?

– Мы поняли, государь, – за всех ответил военный министр. И тут же задал вопрос: – Но что привело к этому, бесспорно важному решению? И кто из великих князей примерит на себя новосозданную корону?

– Владимир Александрович, мой сын… – Видя лёгкое удивление в глазах слушающих его, император добавил: – Приглашён на царство именно он, а не другой. Правителю Конфедерации Борегару и его министру тайной полиции Станичу понадобился юный монарх, ещё ничем не успевший себя проявить в войне и политике. И не женатый.

– Позвольте, ваше величество…

– Да, граф, – кивнул Александр II, тем самым разрешая Игнатьеву говорить.

– Выходит, что вашему сыну уже нашли невесту?

– И это одно из их условий, – не слишком весело, но всё же улыбнулся император. – Владимир женится на дочери генерала Борегара, как только та достигнет шестнадцатилетия. А случится это в марте одна тысяча восемьсот шестьдесят шестого года от рождества христова. Будет составлен договор, который обяжет обе стороны выполнить всё, что в нём будет сказано. Конституционная монархия, женитьба великого князя Владимира Александровича на Лауре Тутан де Борегар. Также выход замуж одной из дочерей великого князя Константина Николаевича за министра тайной полиции Конфедерации Виктора Станича. И браки эти мы должны признать равнородными, таково условие. Средства этого оставляются на наше усмотрение.

Слова были произнесены, и это многое меняло. Теперь союз с Конфедерацией превращался из сугубо политического в династический. Более того, в союз между двумя монархами из одной династии – отцом и сыном. Крепкий такой союз, надёжный. А цена, которую предстояло заплатить…

Собравшиеся хорошо понимали, как именно можно обойти закон о морганатических браках. Тем более в столь своеобразной ситуации, как создание новой монархии. Купить графский или княжеский титул в германских землях можно было даже сейчас. Тем более что и Борегар и Станич происходили из довольно древних дворянских родов. У Борегара это подтверждалось документами из французских архивов, со Станичем же… Тут и выписки о дворянстве Российской империи, и сербские корни. В Сербии, с давних пор оккупированной Оттоманской империей, с происхождением сам чёрт ногу сломит. Легко повернуть дело так, чтобы вывести род Станичей от кого-то совсем уж знатного. Концов всё едино не найти.

Сам же факт обоих бракосочетаний членов дома Романовых и вовсе не вызывал возражений. Две свадьбы в обмен за корону? Как говорил Генрих IV Бурбон, «Париж стоит мессы!» И уж тем более империя за океаном стоит свадьбы… двух свадеб.

Видя реакцию своих приближённых, Александр II продолжил раскрывать карты, которые в настоящий момент имелись у него на руках:

– Более шести лет назад в силу непреодолимых обстоятельств я вынужден был смириться с договором, известным как Парижский трактат, – император поморщился при одном лишь воспоминании о постигшем его тогда унижении. – Но смирился я лишь до поры. До того мгновения, когда станет возможным разорвать его, тем самым вернув моей империи то, что принадлежит по праву. Особенно флот на Чёрном море! Господа, как только состоится коронация моего сына Владимира на заокеанском престоле, врагам нашим станет ясно, что Россия усилилась и стала опаснее, чем прежде. Потому повелеваю…

Александр II ещё раз обвёл взглядом немногих, кого он пожелал сейчас видеть, и продолжил:

– Вам, Николай Карлович, должно ускорить постройку новых судов, в том числе и броненосных. Англия с нами своими секретами делиться вряд ли будет, а вот из Конфедерации судостроители приедут. Башенные их броненосцы хорошо себя в боях показали. А мины наши их сильно интересуют. Вы уж позаботьтесь…