Читать книгу "Активное сознание - Олег Бахтияров"

Эти две группы не только связаны посредством общего понятия "пространство", но они допускают в ходе одного и того же процесса сознания развитие одной из другой таким образом, что концептуально, т. е. при наблюдении извне, имеет место движение от позитивного к негативному состоянию, тогда как в реальной медитации имеет место процесс прогрессирующего объединения: от дифференциации поверхностного сознания к единству глубинного сознания. Сознание "бесконечности пространства" представляет положительный аспект пространственного переживания, тогда как сознание "не-вещь-ности" — отрицательный. Соответственно первое предшествует в процессе медитации второму, и в то же время второе, вследствие своей внутренней взаимосвязи с первым, может быть развито посредством переживания "бесконечности сознания". Ибо в бесконечности пространства, так же как и сознания, все частности и ограничения устраняются, и, как непосредственное следствие этих состояний, появляется переживание "не-вещь-ности".

Таким образом, сознание в сфере Не-Формы (арупалока-читта) проявляется в четырех последовательных состояниях дхьянического углубления:

1. Сфера бесконечности пространства (акасананчайятана).

2. Сфера бесконечности сознания (виннанчайятана).

3. Сфера «не-вещь-ности» (акинчаннайятана).

4. Сфера предельной границы восприятия (невасаннанасаннайя-тана)[57].

18.4. Гурджиев: «Я» и воля

Революционность гурджиевского подхода состоит в его переходе от позиции выявления скрытой природы сознания, очищаемой практикой от наслоений неведения и «загрязненности», к последовательному конструированию новых качеств. Конструктивная позиция предполагает конструирующую инстанцию. Таковой неизбежно оказывается воля — в силу того, что все остальные действующие начала сознания оказываются обусловленными (культурой, морфогенезом, архетипами).

Многочисленные тонкие тела, о которых говорили современные Гурджиеву оккультные учения, изначально не присутствуют в составе человека, а создаются его целенаправленными волевыми усилиями. Задача практики — вначале выявить иерархию автоматизмов, пронаблюдать их, а затем заменить новыми реалиями сознания, созданными волей и подчиненными ей.

Психонетические и гурджиевские практики во многом схожи. Главное, что их объединяет — признание первичной обусловленности актуального сознания, необходимость рефлексии и ее основы — разотождествления с личностными структурами.

Изучение собственных автоматизмов напоминает волевую медитацию: началу самонаблюдения предшествует решение о безусловной искренности в этой работе и принятии результатов рефлексии независимо от их соответствия или несоответствия собственным установкам, собственному «Я-образу» и «приятным ценностям, дорогим его сердцу». Самонаблюдение приводит к пониманию реактивной природы своего поведения и «отштампованности» мировоззренческих установок. Все последующее весьма сходно с психонетической практикой, приводящей к прекращению зависимости сознания от стимулов и волевому созданию новых форм сознания.

18.5. Психонетика и нагуализм

О совпадениях и пересечениях современного нагуализма (в трактовке А.П.Ксендзюка) и психонетики уже говорилось выше. Это и конкретные приемы деконцентративного плана, и методы освобождения от перцептивных и поведенческих стереотипов, и важность ментальной тишины («остановки внутреннего диалога») и «действия вне форм», и понимание условности и ограниченности «человеческой формы».

Психонетика и нагуализм солидарны в понимании Мира как описания, причем это свойство человек разделяет со всеми живыми существами. Животные, как и человек, живут в своем условном описании реальности. Сознание животных ограничено строением органов чувств и врожденными стереотипами поведения.

И психонетика, и нагуализм настаивают на примате воли и придают особое значение в практиках целенаправленному формированию волевого намерения. Наконец, они декларируют ценность опоры на собственные силы и на сердцевину своего «Я» — волю.

18.5.1. Основные понятия нагуализма

Ключевые понятия нагуализма (в наиболее разработанной интерпретации А.П.Ксендзюка) — это делание и не-делание. В психонетике есть аналогичные процедуры: последовательное превращение поля восприятия в однородный фон («не-делание фигур»), смещение внимания от фигурно-фонового перцептивного дуализма к не-формам («не-делание форм») и не-восприятиям («не-делание архетипических схем сознания») и, наоборот, развертывание «спящих» зон сознания в новые организованности сознания («делание альтернативных миров»).

Остановку внутреннего диалога (ОВД), как одну из форм не-делания, можно локализовать в пространстве внутренних состояний от ментальной тишины до остановки работы сознания. Несомненно, ОВД — более сильное состояние, чем ментальная тишина, достигаемая на первых стадиях дКВ, однако от радикальной остановки сознания ОВД отличается сохранением возможности действия и смысловых переживаний. Я бы определил ОВД как разрушение принудительной связи, во-первых, между смысловыми зонами сознании и закрепленными в опыте содержаниями сознания, и, во-вторых, между отдельными содержаниями сознания, создающими протяженные во времени фигуры. ОВД позволяет выявить чисто смысловой слой сознания, создавая тем самым возможность для беспрепятственного развертывания намерения и переживания безмолвного знания. Техники остановки ВД в психонетике также достаточно близки. Деконцентрация внимания во многом совпадает с аналогичными приемами нагуализма.

Намерение в нагуализме и психонетике практически совпадают. Намерение есть воля, направленная на конкретную цель. О силе намерения мы можем судить по интенсивности преодоления сопротивления развертыванию волевого импульса.

Безмолвному знанию соответствует смысловое переживание, неразвернутое в чувственно проявленные формы и не опосредованное каналами восприятия той или иной модальности. Безмолвное знание — амодальное и бесформенное знание.

Особо следует коснуться видения.

По Карлосу Кастанеде, можно говорить о видении как восприятии Мира таким, каков он есть на самом деле. Но когда речь идет о светящемся коконе, эманациях и т. д., мы сразу сталкиваемся с визуальной трактовкой воспринимаемого. Сам Кастанеда колебался в оценке видения: является ли видение деглоссировкой, т. е. восприятием вне условных описаний, или реглоссировкой, т. е. переописанием Мира в более адекватных, но все же условных формах.

В контексте нашей работы мы можем говорить о видении как особой форме восприятия Реальности, когда Реальность отражается наименее условным образом в формальном слое сознания. Отражение Реальности в отдельных модальностях будет всегда заведомо частичным и потому всегда будет условным (а значит, допускающим множество вариаций) знаком отражаемого. Однако, когда отражение соотносится с тотальностью мира форм — всех возможных форм, то оно, во-первых, становится единственным соответствием отражаемому факту, и, во-вторых, отражением, в котором смысл и его формальное выражение сливаются воедино. В контексте психонетики к видению, а точнее, к самой постановке вопроса о видении, еще только предстоит подойти.