Читать книгу "Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон"

Вот настал оговоренный день. Войска выстроены в каре. Под барабанную дробь выходят двое главных фехтовальщиков, с каждым — по четырнадцать мастеров и офицеров. Двое главных сразу же приступают к делу. Они раздеваются по пояс, и секундант подносит каждому шпагу. Звучит команда к бою, и итальянец бросается в атаку, но хладнокровный француз отбивает все удары и терпеливо ждет удобного случая. Тогда Феррари умеривает пыл и пытается спровоцировать соперника на неосторожную контратаку — но Жан-Луи продолжает придерживаться оборонительной стратегии. Итальянец, потеряв терпение, издает боевой клич, которым его соотечественники так любят пугать противников в поединке, и бросается на Луи, который коротко парирует, быстро продолжает движение и попадает сопернику в плечо. Тот, легко раненный, восклицает:

— Ерунда! Продолжаем!

Они сходятся вновь, и Жан-Луи решительным выпадом пробивает грудь Феррари. Тот бледнеет, роняет шпагу и тяжело падает наземь. Так окончилась его последняя дуэль.

Жан-Луи спокойно вытирает шпагу, и после минутного отдыха на него набрасывается второй противник. Звон оружия, короткий вскрик, и вот на площадке стоит один лишь Луи, итальянец же отправился вслед за своим командиром. Третьего постигла та же участь, десять следующих противников покалечены, и вот остались лишь двое. Генерал, решив, что этого достаточно, прекращает побоище; Жан-Луи протягивает двоим выжившим руку, и на этом заканчивается вражда двух полков.

Месье ле Комти де Бонди

Граф де Бонди был выдающейся личностью начала XIX столетия. Он занимал высокую должность — префекта Сены. Однако заботы, связанные с должностью, мало его занимали — основным предметом его внимания были личные достижения, а их было немало. Это был видный мужчина шести футов роста, сильный, хорошо тренированный и после сорока лет благоразумной и рассудительной жизни все еще активный, как пантера. Но главным его достоинством был высокий уровень владения оружием. Занятия с рапирой он любил с детства; встречался со всеми знаменитыми любителями и профессионалами и всех побеждал. Как-то раз ему бросил вызов какой-то бравый солдат из гвардии, который настаивал на публичном проведении поединка, — в результате граф нанес ему пятнадцать чистых ударов, а сам пропустил только один. Для карьеры солдата это разгромное поражение оказалось губительным. На счету графа было только одно поражение, и он возомнил себя совершенно непобедимым. Во Франции жил один мастер, который ни разу с графом не фехтовал, — это был знаменитый Лафанжер, уроженец Лиона, где и содержал школу фехтования, которая настолько занимала все его помыслы, что из дому ему случалось отлучаться крайне редко. Но однажды он приехал в Париж, чтобы принять участие в соревнованиях, которые устраивал один из его друзей, и на этих соревнованиях ему сопутствовал несказанный успех. Лафанжер был низкого роста, от силы футов пяти, так что присутствовавший там величественный префект поглядывал на него сверху вниз как в прямом, так и в переносном смысле и не жалел насмешек, высказываясь в том духе, что доведись чемпиону скрестить шпаги с ним, префектом, то он бы легко не отделался. Нашлись охотники передать эти слова Лафанжеру, тот сразу же решил задержаться в Париже чуть дольше и заставить месье де Бонди сменить тон. Кроме того, по мнению Лафанжера, их поединок должен был пройти на публике. Граф воспринял это предложение с радостью, все было соблюдено, собрали судей, главным среди которых стал не кто иной, как знаменитый Жан-Луи; в распоряжение бойцов предоставили большой зал в Ке д'Орсе.

Вот все готово к поединку. Судьи заняли места в первом ряду, и весь зал, ввиду важности предстоящего боя, забит мастерами, офицерами и фехтовальщиками-любителями. С боем часов на краю зала появляется Лафанжер, одетый в простой фехтовальный костюм; его приветствуют заслуженной овацией. Сразу же после него появляется и соперник. Его вид настолько ошеломляет зрителей, что они шепчут друг другу: «Он что, на бал-маскарад собрался?» И в самом деле, этот господин, вместо обычной фехтовальной куртки, явился в белом атласном стеганом камзоле, вышитом тонкими кружевами и с воротником из все тех же дамских кружев. Лафанжер, отметив этот факт, счел его дополнительным вызовом себе и определенно решил выставить на смех носителя этого костюма.

Слышен голос председателя:

— Господа, вы готовы? — Оба в согласии склонили головы. — Тогда начинайте!

Бойцы осторожно сблизились, затем скрестили шпаги и замерли, внимательно вглядываясь друг в друга. Лафанжер непоколебимо спокоен, и граф, наконец, первым теряет терпение и бросается в яростную атаку. Лафанжер парирует ее и наносит четкий ответный удар в грудь соперника; когда он возвращается в стойку, на шарике, что на конце его шпаги, болтается кружевной лоскут. Бойцы снова скрестили оружие, и опять еще один кружевной лоскут взлетает в воздух. Поединок длился всего около двадцати минут, по истечении которых весь костюм графа полностью лишился дорогого кружевного украшения да и сам превратился в лохмотья. Раздосадованный граф отправился с поля боя прямо домой и не вылезал из постели две недели. Истинно, гордыня ведет к падению.

«Мясник»

Мистер Джордж Чепмен, около сорока лет пребывавший на посту секретаря Лондонского фехтовального клуба, частенько рассказывал нам эту историю — как я понял, он был непосредственным очевидцем всего произошедшего. Рассказывал он нам это в целях предупреждения молодых фехтовальщиков от такой глупости, как поединок с противником, имеющим в фехтовальных кругах репутацию «мясника». Те, кто изучает и развивает «благородное искусство фехтования», хорошо знают этого опасного зверя, но среди читателей этой книги может найтись кто-нибудь, и не принадлежащий к приверженцам нашего прославленного искусства, так что для такого читателя мы вкратце опишем этот тип: «мясник» поступает на обучение в школу одного из преподавателей или, если обладает достаточным влиянием, добивается избрания членом какого-нибудь фехтовального клуба. Там он приобретает все необходимое для фехтовальщика оборудование и берет дюжину-две уроков у преподавателя (посочувствуем бедному преподавателю!). Так он получает общее представление о том, как делать выпад и возвращаться в стойку, и некое ужасно примитивное представление о парировании ударов. Все, больше учиться ему не надо, теперь он уже способен «работать». Ждать приглашения на бой он не собирается, а сам набрасывается на первого попавшегося именитого фехтовальщика, которому не повезет оказаться в пределах досягаемости. В бою он придерживается самой простой тактики: как можно сильнее замахивается, нагибает голову, как разъяренный бык, несется на соперника, а добежав — со всей силы лупит его шпагой, совершенно не заботясь о том, чтобы самому не пропустить удара. Что из этого может выйти, мы узнаем из рассказа мистера Чепмена.

Реанимация

Примерно в 1840 году некий мистер Р. был завсегдатаем нескольких существовавших в ту пору в Лондоне школ фехтования. Вне фехтовального зала его все любили, но со шпагой в руке он превращался в законченного и потому крайне опасного «мясника», в общем, редко попадался настолько беспечный человек, чтобы скрестить с ним шпаги. Как-то раз зал, где находился в тот момент мистер Р., случилось посетить выдающемуся французскому преподавателю месье Пону. И не успел француз надеть фехтовальный костюм, как наш «мясник» выбрал его своей жертвой и пригласил пофехтовать. Некоторые из местных, не совсем довольные его прямолинейным наскоком на именитого гостя, пытались предупредить месье Пона об опасных свойствах этого джентльмена; но француз, отчасти по причине национальной учтивости, а отчасти — уверенности в собственных силах, согласился провести поединок. Начали бой, и мистер Р. быстро обнаружил, что ничего не может поделать с противником такого уровня; тогда он нагнул голову, бросился на Пона и, замахнувшись как можно сильнее, ударил его что есть мочи. Пон с силой парировал эту атаку, но кончик рапиры нападавшего, на котором был закреплен защитный шарик, отломился и отлетел в сторону, а оставшийся обломок рапиры вошел французу прямо в грудь. Месье Пон, повернувшись к молодому преподавателю, своему близкому другу, воскликнул: «Моп ami, je suis tue!» [52] и упал без чувств. Все присутствовавшие бросились на помощь, перенесли его в кресло и тут же послали за доктором. Мистер Р., в ужасе от содеянного и прекрасно понимая, что виноват во всем только он, упал в глубокий обморок. Прибыл молодой доктор и склонился над лежащим джентльменом. Хозяин школы позвал его: