Читать книгу "Путь самурая - Евгений Щепетнов"

А лучше всего, чтобы болван приставил пистолет к затылку. Или к виску. Чтобы чувствовалось, где находится ствол. Знать, где он, – уже полдела.

Чтобы нажать на спуск, времени нужно больше, чем для того, чтобы убрать голову в сторону и вырвать пистолет из рук непрофессионала. Именно непрофессионала, потому что профессионал такой глупости, как сближение, не допустит. Еще в царской охранке учили конвоиров вести свой объект так, чтобы между ним и конвоиром было не менее трех шагов. Эти три шага – гарантия безопасности. Никто не сможет их преодолеть без того, чтобы ему не разбили или не прострелили башку.

Но в этой засаде вообще были сплошные ошибки. Во-первых, неверная оценка объекта нападения. С их точки зрения, я простой участковый, можно сказать, «лох педальный». Что я могу противопоставить четырем вооруженным боевикам?

Конечно, можно спросить: а откуда они могли знать, что я совсем не лох? А ниоткуда! Надо было предполагать! Надо было догадываться! Нужно было предусмотреть.

И из этого всего выклевывается второй пункт. Во-вторых, не надо идти на поводу у чувств. Собрался совершить акцию – делай ее! Не разговаривай с жертвой, не предоставляй ей возможность другого исхода – только смерть! Мешает тебе участковый – убей его, если в коленках не слаб! Но не глумись, не разговоры разговаривай над искалеченной жертвой – просто выстрели из темноты, и все! Наповал! Быстро и точно!

Профессионал выстрелил бы мгновенно, не раздумывая. В отличие от простого бандита, в голове которого все равно гвоздем сидит «запрет на убийство»: покалечить, изуродовать, забить до смерти – это да, это для него. А вот чисто, быстро убить, не разговаривая и не раздумывая, – это не так просто. Это для профессионала.

Но Ибрагим не был профессионалом, и слава богу. И теперь его палец, движение которого я четко видел в свете фонаря, медленно, очень медленно нажимал на спуск.

То есть моему натренированному мозгу движение бандита показалось медленным. На самом деле Ибрагим просто шагнул на свет фонаря, выбросил вперед руку с пистолетом и нажал на спуск. Сколько времени это заняло? Секунду? Две? Я не знаю. Но эта секунда дала мне возможность еще немного покоптить небеса.

Я никогда еще по-настоящему не стоял под стволом пистолета, пистолета, который я могу увидеть в последний раз в своей жизни. И, если бы не вбитые в меня за долгие месяцы тренировок условные рефлексы, ничего не смог бы сделать. Но я сделал.

Мгновенный уход в сторону – грохнул выстрел, оглушив так, будто в уши наложили ваты. Где-то зазвенело осыпающееся стекло, и женский голос заголосил: «Убили! Милиция!»

Захват, хруст костей – пальцы, зажатые скобой пистолета, вывернуты вверх, они уже сломаны и ничем не смогут помочь своему хозяину. Ствол уже направлен в голову Ибрагима, и первая пуля выносит ему подбородок, выходя через скулу с противоположной стороны головы.

Вторая пуля входит в место соединения шеи и черепа, выходит через макушку, взметнув фонтан крови, кусочков кости и желтоватого, студнеобразного мозга. Ибрагим стоит еще секунду и падает, как подрубленная груша.

Все, кончено.

Я вынул из кармана сотовый телефон, набрал «02» и попросил соединить с моим РОВД, с дежурной частью, вкратце объяснив ситуацию. Через «02» связь бесплатная, все не пятьдесят центов за минуту. Халява!

А потом закрутилось. Опергруппа, прокуратура, любопытные свидетели – и откуда они повылезли, в такую-то погоду! Когда меня убивали, никого не было!

Меня допросили, осмотрели врачи из «Скорой». Оказали помощь мужику, в которого попала пуля из пистолета Ибрагима, – похоже, что мужик стоял у окна и смотрел на происходящее, вот и получил свинцовую плюху. Смотрел, как меня убивают. Забавно, а че? Весело же!

Трупы осмотрели. Умерли все, в том числе и тот, которому я выбил глаз. Нож-мачете так и торчал у него в ключице.

Честно сказать, я не испытывал никаких сожалений и никакой радости. Вообще ничего. Даже тошноты не было – говорят же, когда убил впервые, сразу же начинает тошнить, вид трупов, понимаешь ли, печалит! Какая там, на хрен, печаль? Я этих трупов насмотрелся! И эти – не самые плохие трупы из тех, что я видел. Свежачки! Даже не подгнили и не обгадились.

Меня трясло – отходняк. Да и холодно стало. Во время схватки вспотел, а теперь на ледяном ветру прохватило. Как бы не простыть…

Две недели. Две недели меня трясли, крутили по-всякому, просвечивали – едва ли не рентгеном. Само собой, оказалось, что никакого семейного скандала по адресу не было. Фальшивый вызов. Но запись о нем осталась в дежурной части, потому никаких претензий в этом вопросе ко мне не было.

А были претензии по поводу четырех трупов. Один труп – это уже много, а четыре… четыре – это скандал! Особенно если убил сотрудник милиции. И не важно, что он сделал это голыми руками, без оружия – прогрессивная общественность негодует! «Ментовский беспредел!», «Как остановить убийц в погонах?!» – вот самые типичные заголовки газет, которые выходили в то время. Постаралась национальная община. Обидно, да – земляки же! Видать, неплохо им башлял Ибрагим…

Прокуратура устраивала многочасовые допросы, на которых я в лицах показывал, как оборонялся, как убивал нападавших. Но прокурорские ничего не смогли со мной сделать. При всем своем желании. Совсем ничего.

Нож одного из бандитов так и остался торчать в моем дипломате, увязнув в куче толстой, мелованной бумаги.

Бейсбольная бита – в руках другого отморозка.

На рукоятке мачете – отпечатки его хозяина.

Ну а пистолет… пистолет в руках Ибрагима. Палец на спуске, стреляные гильзы – из этого пистолета, да и пуля, застрявшая в плече мужичонки из соседнего дома, – все указывало на то, что моя версия была истинно верной.

Кстати сказать, мужичонку тоже допросили, и, как ни странно, он дал показания, совпадающие с моими. Почему странно? Да потому, что свидетели – такая аморфная, бессмысленная масса, что рассчитывать на их правдивые показания никак не приходится. Одного и того же человека три разных свидетеля могут описать совершенно по-разному. Для одного он низенький, для другого высокий, третьему показалось – толстый и круглый. Ну и так далее – зависит от ракурса взгляда и от обстоятельств.

Например, некто мог очень не любить ментов, потому дать показания против меня, мента, – мол, «хочу насолить мусорку»! Но мужик оказался простым работягой, который решил покурить возле форточки на кухне. Палисадник маленький, переулок как на ладони, а все происходило у фонаря. Все видно как на ладони. Вот он и рассказал, что один мужик напал сзади, другой потом, третий… и только того, что было после первого выстрела Ибрагима, он не видел. По понятным всем причинам.

И это очень хорошо. Потому что на вопрос: «Могли ли вы обезоружить противника, не убивая?» – я всегда отвечал, что нет, не мог бы. И что он сам застрелил себя, продолжая автоматически жать на спуск, когда я схватил и вывернул ему руку.

А я мог обезоружить. Но не захотел. Не на то я заточен, не ради того, чтобы обезоруживать бандитов и сдавать их закону, я три раза в день по нескольку часов истязал себя несколько месяцев подряд. Не к тому я готовился, не к тому меня готовил Сазонов.