Читать книгу "Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю - Борис Джонсон"

Лейбористские парламентарии, представлявшие лагерь евроскептиков, осудили предложение наделить «Высший руководящий орган» бюрократическим контролем над развивающимся общим рынком и дать ему полномочия действовать без явного одобрения национальных правительств. «Кто эти люди? – спрашивает один из лейбористов. – Какое у них право говорить нам, что делать?»

«Они станут олигархией, навязанной Европе, олигархией с деспотической властью и огромным влиянием, которая будет в состоянии оказать воздействие на жизнь каждого человека в этой стране». Мы слышим голос евроскептика и те слова, которые в равной степени применимы к месье Юнкеру и нынешней Европейской комиссии.

В ответ тори-еврофилы использовали в тот день 1950 г. аргументы, которые в такой же мере стали традиционными.

«Мы в самом деле хотим быть изолированы? – спрашивает Боб Бутби, бывший личный парламентский секретарь Черчилля. – В конечном счете необузданный национальный суверенитет остается первопричиной тех ужасных бедствий, которые выпали на нашу долю в этом кошмарном веке». Бутби заключает призывом к своему достопочтенному другу – Черчиллю – снова встать во главе и во второй раз спасти Западную Европу своим содействием в создании объединенной Европы.

Настало время лидеру оппозиции подвести итог. На чью сторону он встанет? Черчилль начинает с достаточной уверенностью. Он обличает некомпетентность правительства Эттли: будь Черчилль премьер-министром, французы не были бы настолько грубы, чтобы нежданно-негаданно преподнести нам все это. И по ключевому вопросу он высказывается вполне ясно. Да, он считает, что Британия должна участвовать в переговорах по плану Шумана, и набрасывается на Эттли из-за несостоятельности его руководства.

«Он хочет сорвать для себя и для своей партии аплодисменты масс, кичась пальмерстоновским[89] шовинизмом», – говорит Черчилль. Он использует обычный способ атаки на тех британских премьер-министров, которые так или иначе стремились дистанцировать Британию от европейских проектов. Но затем он следует курсом Бутби: мнение Британии должно быть принято во внимание.

Будет значительно лучше, если мы примем участие в дискуссиях, а не останемся в стороне и позволим событиям развиваться без нас… У французов есть пословица: «Les absents ont toujours tort»[90]. Я не знаю, учат ли французский в Винчестере (по-видимому, это шпилька в адрес интеллектуала Ричарда Кроссмана, депутата от лейбористов, только что выступившего с антиевропейской речью. – Авт.)… Отсутствие Британии нарушит баланс в Европе…

…и так далее.

Если Британия не будет вовлечена, предупреждает он, появится риск, что европейский блок станет нейтральной силой, равноудаленной от Москвы и Вашингтона, а это, по мнению Черчилля, будет катастрофой. Приняла бы Британия предложение Шумана, будь он премьер-министром? Да, четко заявляет Черчилль.

Он в полной мере обращается к фундаментальному вопросу суверенитета и завершает свою речь типично черчиллевским интернационализмом. Он использует классический аргумент британского еврофила: Соединенное Королевство уже делится суверенитетом по обороне с НАТО и Америкой. Почему же настолько немыслимо разделять суверенитет с Европой?

Все развитие мира идет к взаимозависимости наций. Повсюду зреет ощущение, что в ней наша главная надежда. Если независимый, индивидуальный суверенитет священен и неприкосновенен, почему же так получилось, что мы все преданы всемирной организации? Это идеал, к которому до́лжно стремиться. Почему мы взяли на себя огромные обязательства по защите Западной Европы, участвуя, как не поступали никогда, в судьбах стран, не защищенных волнами и приливами Ла-Манша? Почему мы согласились, а при нынешнем правительстве охотно стремимся, жить от щедрот Соединенных Штатов, впадая тем самым в финансовую зависимость от них? Это может быть оправдано и с этим можно смириться только потому, что по обе стороны Атлантики взаимозависимость воспринимается как часть нашей веры и как средство нашего спасения…

Более того, я пойду дальше и скажу, что ради всемирной организации нужно идти на риски и жертвы. Мы целый год в одиночку сражались против тирании, руководствуясь не только национальными соображениями. Верно, что от этого зависела сама наша жизнь, но мы сражались еще лучше, поскольку были убеждены, что не только ради нашего дела, а ради дела всего мира «Юнион Джек» продолжал развеваться в 1940 году и в 1941-м. Солдат, жертвовавший свою жизнь, мать, рыдавшая по сыну, и жена, потерявшая мужа, находили воодушевление и успокоение в обстоятельстве, что мы сражались ради представлявшегося драгоценным не только нам, но и всему человечеству. Так возникало ощущение сопричастности всеобщему и вечному. Консервативная и Либеральная партии заявляют, что национальный суверенитет не является неприкосновенным, он может быть решительно уменьшен ради людей всех стран, ищущих вместе дорогу домой.

Именно такой тип текста подхватывается и всюду демонстрируется как доказательство того, что Черчилль был неистовым федералистом – приверженцем Соединенных Штатов Европы. Есть множество других текстов. По-видимому, Черчилль впервые сформулировал свое видение Европейского союза в 1930 г., после поездки по США, во время которой был сильно впечатлен отсутствием границ и пошлин и тем, насколько единый рынок способствует экономическому росту. Черчилль опубликовал статью, озаглавленную «Соединенные Штаты Европы», и всячески содействовал закреплению этого понятия.

В октябре 1942 г., в разгар войны, он написал письмо Энтони Идену, в котором обрисовал свою модель послевоенного мира. Пределом его мечтаний были «Соединенные Штаты Европы», за исключением России, в которой барьеры между европейскими нациями «будут минимизированы, а также возможны неограниченные путешествия». После войны он выступил с рядом восторженных речей о союзе Галла и Тевтонца, основании Храма Мира и так далее.

В 1946 г. Черчилль сказал в Цюрихе:

Мы должны возвести своего рода Соединенные Штаты Европы… Конструкция Соединенных Штатов Европы при верном и хорошем строительстве будет такова, что материальное могущество отдельно взятого государства станет менее важным… Если сначала не все страны Европы захотят или смогут войти в Союз, мы тем не менее должны созвать и соединить тех, кто хочет, и тех, кто может.

Но какие это государства? Полагал ли он, что Британия будет в их числе? Иногда кажется, что да, он так считал. В мае 1947 г. он выступил с речью в лондонском Альберт-холле, обратившись к собравшимся как председатель и основатель Движения за объединение Европы, чтобы «представить идею объединенной Европы, в которой наша страна будет играть решающую роль». Он завершил тем, что видится определенным обязательством: «Британия должна играть полноценную роль как член европейской семьи».

В мае 1950 г. он выступал в Шотландии с речью, в которой ставил себе в заслугу само зарождение плана Шумана, и опять явно поддерживал участие Британии в программе.