Читать книгу "От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев"

Картина отношений между ведомствами выглядела отнюдь не радужной и при взгляде на нее со стороны военных.

Автор. Как выглядели отношения в деле определения ближневосточной политики в четырехугольнике ЦК – МИД – международный отдел – КГБ, с точки зрения военных?

Работник ГРУ. Во-первых, военные были нередко осторожнее и сдержаннее других…

Автор. Почему?

Работник ГРУ. МИД и КГБ могли советовать, рекомендовать, участвовать в выработке решений. международный отдел ЦК разводил идеологические словеса, а выполнять, действовать, особенно в кризисных ситуациях, то есть расплачиваться за все решения, должны были военные. Это во-первых. Мне известно, например, что начальник Генштаба Огарков – человек умный, компетентный – был против ввода наших войск в Афганистан. Во-вторых, всем было известно, что Громыко и Андропов были в очень хороших отношениях и действовали в тандеме. Их позиции усилились, когда они в 1973 году вошли вместе с Гречко в политбюро. Поэтому действовали вместе, влияли на Брежнева в обход и Косыгина, и международного отдела ЦК.

Автор. Но не Министерства обороны?

Работник ГРУ. Министерство обороны весило больше, чем они, но все зависело от конкретной проблемы.

Автор. Это подталкивало Косыгина к сотрудничеству с ЦК, в частности с Сусловым и Пономаревым?

Работник ГРУ. Насколько мне известно – нет. Он был сам по себе. Фигура одинокая и по-своему трагическая. Видимо, он понимал неурядицы и нашего положения вообще, и нашей ближневосточной политики в частности, но как человек в высшей степени осторожный предпочитал быть сдержанным. Он знал, что Россию надо спасать, но не знал как.

Автор. А Гречко?

Работник ГРУ. Он подходил к Ближнему Востоку чисто прагматически, по-военному. Поэтому был сторонником того, чтобы сосредоточиться всего на нескольких точках. Например, взять полностью Южный Йемен на содержание. С помощью этого ключа, считал он, для нас открываются и Красное море, и Индийский океан, и народу там немного – легче прокормить. Египтян он не любил. В целом изгнание наших военных из Египта оставило у военного командования тяжелое впечатление. Ведь военные считали, что находились там по приглашению, хотя и получили льготы. Военные неудачи египтян они воспринимали как удар по своей репутации… Кагэбисты, напротив, любили Египет. Там им было легко работать, шло много полезной информации и, соответственно, звезд на погоны и орденов. И они, честно говоря, предупреждали о том, что Садат решительно сменит курс.

Автор. А как военные относились к Сирии?

Работник ГРУ. С опаской. Все время боялись, что сирийцы втянут нас в какие-то непредвиденные осложнения, за которые отдуваться придется именно им, военным.

Несколько иначе оценивают этот вопрос бывшие работники ЦК КПСС.

Работник ЦК. Разный подход ЦК и МИДа к проблемам Ближнего Востока складывался объективно. В этом смысле Пономарев прав. Даже тот факт, что цековские работники больше встречались и общались, например с палестинцами, были больше знакомы с их точкой зрения, накладывал отпечаток на их взгляд на события в регионе. Что касается мидовцев, то они поддерживали контакты и с израильтянами, и с палестинцами. Поэтому их подход был более сбалансированным. Или наши тесные связи с Туде и ориентировка на нее и на моджахедов. Нельзя быть холодным циником. В ЦК сложились симпатии к этим борцам. Когда было известно, что их там не только преследуют, но пытают, расстреливают, то трудно было глядеть на обмен дружественными посланиями между Хомейни и Горбачевым, Рафсанджани и Горбачевым, хотя и в МИДе, и в других ведомствах это воспринималось вполне естественно.

Автор. Но в этом ничего нового нет. Ведь так было и в отношениях и с шахом, и с иракскими баасистами.

Работник ЦК. Да, куда же деваться, и не только с шахом… Решения политбюро готовились как будто тщательно. Но отсутствие экономического мышления было настоящим бичом. Мы просто не знали реальных цифр, не знали общего объема нашей экономической помощи, какая доля в ней безвозмездна.

Автор. Можно ли сейчас признать, что ЦК проводил более идеологизированную политику и нес больше ответственности за просчеты и провалы?

Работник ЦК. Конечно, ЦК нес мессианскую идею и был более идеологизирован в своих связях, в своем отношении к международным делам. Но и у МИДа не хватало размаха, не было видения будущего. Болезнь МИДа – все сглаживать, округлять. Широкого кругозора не было. В определенных обстоятельствах ЦК оказывался более прагматичным. Например, в отношении к иранскому духовенству, которое клеймило СССР как «второго великого сатану». Стоял вопрос – или конфронтация, или уступки. И линия ЦК заключалась в том, что с духовенством спорить не надо.

Е.М. Русаков220. Каждый кулик свое болото хвалит. Мне картина представляется несколько иной. Разумеется, речь идет не только и не столько о Ближнем и Среднем Востоке, а о советской внешней политике в целом.

Насколько я могу судить по опыту ряда непосредственных участников выработки позиции КГБ, в какой-то мере и себя самого, в 1970–1980 годах по многим внешнеполитическим вопросам, особенно касающимся ограничения гонки вооружений, «ястребиную» позицию занимало Министерство обороны, «голубиную» – МИД, а КГБ – «центристскую».

Я не могу согласиться с тезисом о том, что действовать, особенно в кризисных ситуациях, то есть расплачиваться за все решения, приходилось только военным. Разведчикам и дипломатам тоже приходилось действовать, причем не имея тех поистине огромных людских и технических средств, которыми обладали военные. Приведу только один пример: возможный военный конфликт в Польше в начале 80-х годов был предотвращен усилиями Ю.В. Андропова, с советской стороны, и В. Ярузельского, с польской.

В более широком плане напомню, что после Второй мировой войны до Афганистана, к счастью, непосредственно в военных конфликтах участвовали наши отдельные подразделения, крупные операции проводились редко (подавление путча в Венгрии в 1956 году, ввод войск в Чехословакию в 1968 году). В остальном (кроме, естественно, кубинского кризиса) это была очень важная, но мирная, «будничная» работа по поддержанию боеготовности на должном уровне: учения, маневры, штабная работа, освоение новой боевой техники и т. д. В то же время американцы к концу 1970-х годов уже участвовали в двух тяжелейших войнах: корейской (три года) и вьетнамской (более десяти лет).

Сдержанность и осторожность военные проявляли не слишком часто. Хотя ответственность за то, что на страну было возложено непосильное бремя гонки вооружений, помимо западных «ястребов», несло советское политическое руководство, военные оказывали на него сильное давление. Афганская беда – особый случай. Вполне возможно, что Н.С. Огарков, как опытнейший военачальник, выступал против афганской операции, но Министерство обороны представлял Д.Ф. Устинов, при котором роль военных резко возросла (а он еще был и руководителем оборонного комплекса со сталинских времен). Андропов вскоре осознал, что была совершена большая ошибка. Однако, на мой взгляд, быстро исправить ее уже было очень трудно, и у Андропова появилась возможность активно заняться поисками выхода из афганского тупика, когда он стал генсеком, но его уход из жизни сильно затормозил этот процесс, как и многое другое.