Читать книгу "Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга"

– Это хорошо, что ты вооружён. Будешь охранять моё гнездо. Если увидишь вдруг кого-нибудь, сразу стреляй. Без предупреждения! Люди – очень злые существа.

Я смотрел на птичку и молчал. Я чувствовал, что ничем не могу ей возразить. Я был как будто околдован! А она продолжала:

– Ты не волнуйся, никто тебя не увидит. И ты никого не убьёшь! Они и не услышат твоего выстрела, и не почувствуют твою пулю. Тот, в кого ты попадёшь, ничего не заметит, вернётся домой и только уже там, и то не сразу, а, может, только через неделю… – И вдруг строго прибавила: – Чего на меня смотришь? Карауль!

Я опустил глаза. Я никогда до этого не караулил, я не знал, как это делается, поэтому я просто стоял под деревом, смотрел по сторонам и прислушивался. Потом я осторожно, стараясь не шуметь, обошёл вокруг дерева и опять стал осматриваться, только уже с другой стороны. Так я и стоял то с одной, то с другой стороны дерева и караулил. Прошёл весь день, стемнело, а я продолжал стоять под деревом. Птичка у себя в гнезде молчала. Я не хотел ни пить, ни есть. Меня не клонило в сон… Вот как я тогда был сильно околдован! Но тогда это меня совсем не беспокоило, у меня в голове была только одна мысль: я должен караулить!

И я караулил. Рассвело, я продолжал стоять под деревом. Птичка сидела у себя в гнезде, её не было ни слышно, ни видно. Я тоже молчал. Шли дни. Потом однажды на рассвете я услышал разноголосый писк и сразу догадался, что это птенцы. Затем я увидел, как птичка мелькнула между ветвями и улетела. Потом вернулась и накормила птенцов. Птенцы были очень рады. Я тоже.

С того дня птичка улетала постоянно, приносила птенцам червячков или ещё что-нибудь подобное. Птенцы оказались очень прожорливые, они часто дрались между собой. А я внизу их охранял – караулил. Когда птичка улетала за едой, у меня даже в мыслях не появлялось залезть наверх и посмотреть на птенцов.

Через три дня я их и так увидел, когда они вылезли на край гнезда. Они были большеголовые и облезлые, золотые перья на них ещё только-только начали пробиваться.

Шли дни, недели. Я ничего не ел и не пил. Я даже ни разу не присел за всё это время. Вот какое это было колдовство!

Ближе к концу лета птичка начала учить птенцов летать, а я стоял внизу и смотрел. Особенно интересно было наблюдать за ними в солнечный день, когда их золотые перья так и сверкали, так и искрились! Правда, если птичка замечала, что я отвлекаюсь, то сразу начинала гневаться и покрикивать на меня. И я опускал голову.

А потом, в начале осени, они собрались на юг. На прощанье птичка мне сказала, что я свободен. Только тогда с меня сошло наваждение! Птичка и её птенцы улетели, а я ещё некоторое время стоял под деревом и думал, что я ещё легко отделался, мне ведь не пришлось стрелять по людям. Это очень хорошо, радовался я, что птичка выбрала такое дикое место, куда никто не ходит. А ещё я думал о том, что же мне отвечать, когда меня начнут спрашивать, где я пропадал всё лето.

Но никто ничего у меня не спрашивал. Когда я вернулся домой, там всё выглядело так, как будто я никуда и не пропадал. Никто не заметил моего отсутствия. Я спокойно жил всю осень и всю зиму, никто меня никуда не приглашал, ни на какую охоту, и я был им за это очень благодарен. Так, повторюсь, прошли осень и зима.

А весной мне приснилась золотая птичка и сказала, что она опять вьёт гнездо, и я должен придти её охранять. Я засмеялся – во сне – и ответил, что очень занят, мне некогда, пусть она приглашает кого-нибудь другого. И сон оборвался.

Я ещё несколько ночей подряд ждал, когда же сон продолжится, но он не продолжался. Тогда я взял мушкетон, припасов и пошёл в пущу. Птичка сидела на том же дереве и на том же гнезде, только немного подновлённом. Я поднял мушкетон и прицелился. Птичка сказала:

– Мне было очень страшно, что ты не придёшь. Без тебя я бы погибла. А теперь я ничего не боюсь.

И я опустил мушкетон. И караулил. Всё лето. Когда я опять вернулся домой, опять никто у меня не спрашивал, где я пропадал. В хозяйстве всё было в порядке. Соседи тоже не задавали мне никаких вопросов.

Но я уже сам не мог успокоиться! Я не находил себе места, я постоянно был весь напряжён. Я боялся лечь спать, чтобы снова не увидеть во сне птичку. Так прошла осень, наступила зима, я сильно похудел и чувствовал себя очень неважно. Но в то же время почему-то думал, что только наступит весна, вернётся птичка – и всё сразу изменится к лучшему.

Однако я не стал ждать лучшего, а в самом конце зимы, когда уже начал таять снег, собрался с духом и поехал к пану судье. И рассказал ему всё без утайки.

Пана судью моя история не очень удивила, он сказал, что уже слышал о подобных случаях, и пообещал мне помочь. Это очень просто, сказал пан судья, надо золотой картечью в неё выстрелить – и колдовство сразу развеется. Мало того, судья сказал, что пойдёт вместе со мной.

Так мы и сделали – когда мне опять приснилась птичка и пригласила к себе, я дал знать пану судье, он приехал ко мне, и мы пошли в пущу. Было раннее солнечное утро. В руках у меня был мушкетон, заряженный крупной золотой картечью. Я шёл впереди, пан судья следовал за мной на некотором отдалении. Я первым подошёл под дерево. Птичка уже сидела на краю гнезда. Она посмотрела на меня, неодобрительно покачала головой, сказала:

– Что ты надумал?! А служба? Ты что, не видишь? Вон кто-то идёт! Стреляй!

И я не успел ничего сообразить, как уже быстро и послушно развернулся, выстрелил – и пан судья упал на землю мёртвый.

А того дерева сразу не стало, птички тоже. Что я могу сказать в своё оправдание? Да я и не хочу оправдываться, я сам во всём виноват. А птичка что? Чик-чирик – и улетела.

Андел

В одном немалом городе, при самой заставе, кузнец проживал. Как его звали, не скажу, не положено. А вот что с ним приключилось, это пожалуйста.

Было тому кузнецу лет под тридцать. Но не женатый ещё – то ли некогда было, то ли он привередничал, я не знаю. А работник он был наилучший; конь прежде сдохнет, чем кузнецова подкова отвалится. Так что в заказчиках у него отбоя не было, и жил кузнец неголодно. И всё же, хоть я и сам холостой, а признаем, что без хозяйки в хозяйстве неладно; вроде и есть всё, что нужно, а как бы и нет ничего.

И вот как-то на строгий пост, только морозы ударили, стемнело уже… Стучатся в дверь! Открыл кузнец – а на пороге странница. Худая, бледная, шубейка на ней драная. Стоит она, молчит и улыбается. Ну, дело ясное: мороз, вот нищая и просится. Может, конечно, и стащит чего, а всё равно ведь живой человек, не прогонишь. Говорит кузнец:

– Входи.

Она вошла. Села в угол, греется и улыбается. Присмотрелся кузнец – а она ведь красавица! Заволновался кузнец, расстарался; самовар выставляет и сахару восемь кусков – и беседу завёл: про снег, про морозы, дороги… ну и, конечно, про странных людей – куда их, зачем и какая судьба неприкаянно носит. Улыбается гостья, чай пьёт, головой кивает, на сахар между делом налегает. Но ни словечка в ответ за весь вечер так и не сказала!