Читать книгу "Последняя тайна Лермонтова - Ольга Тарасевич"

Уже почти сплю, мысли путаются.

Я переписал завещание, пригласил в замок всех родственников (свадьба Андрея оказалась очень кстати, в этом мне увиделся очередной знак, подтверждающий правильность моего решения) и приготовился умирать. Ты представляешь, все-таки не зря наши предки помирали в окружении родственников. Действительно, хочется, чтобы рядом в такую минуту были близкие люди.

Конечно, мелькали мысли о том, что случится кидалово. Но уже очень скоро в ресторане родственники и их друзья стали обсуждать привидений, простукивающих стены. Сначала мне показалось: началось, убийца здесь. Но потом я решил, что у меня паранойя: как он мог сюда пройти, ведь персонал подобран мной лично, а посторонних людей здесь попросту нет. Я все-таки уверил себя, что гости утрируют, в замке очень специфическая атмосфера, тут всякое может привидеться.

Но когда погибла Таня... Сначала я решил, что это Антон. Как-то я видел: он пытался обнять официантку, та его оттолкнула. Здесь, мне показалось, произошло то же самое, но с трагическим финалом, возможно, девушка, отбиваясь от моего сына, просто сорвалась вниз. Но Олеся меня заверила, что Антон все время находился под присмотром. Историю про пыль на люстре и лестнице я сочинил раньше, и рассказал Марине, так как боялся, что Антон причастен. А потом понял, что это все-таки начинают выполнять мой «заказ». Когда ты сказала, что именно Таня перед смертью говорила. Я не знал, что у нее был роман со Стасом, поэтому очень удивлялся, как это она поняла, что за мной началась охота.

Я испытывал очень странные и противоречивые чувства. Радовался, что меня не «кинули». Понял, что хочу побороться. Было очень любопытно, кто, как?..

Когда заработали камеры и мы увидели «привидение» (как трогательно ты пугалась, я любовался), Игорь прошмонал номера гостей и шкафчики для вещей персонала. У Стаса был чемодан с двойным дном, там, в потайном отделении, лежали белый просторный плащ, пистолет и патроны.

Исполнитель стал понятен, процент интереса и ужаса сразу упал.

А потом он попытался убить тебя. И все переменилось! Я понял, что больше не хочу умирать, а хочу жить, и видеть твои глаза, и помогать твоим дурацким собакам.

У меня не было выбора, такие «заказы» не отменяются, убийца должен был умереть. Я уверен, Стас – или кто он там, Вася? – получил по заслугам. А Игорь – он просто сделал свою работу.

Володя, действительно, очень удобная фигура. Должны же были менты кого-то посадить. Да не волнуйся ты за него, любой адвокат уже завтра добьется его освобождения под залог. И если даже вдруг дело дойдет до предъявления ему обвинения и суда, то при такой хилой доказательной базе ему никогда не вынесут обвинительный приговор. Просто поверь мне, уж я в этих вопросах разбираюсь.

В общем, все устроилось наилучшим образом. Ты рядом, мне очень хорошо. Я понимаю, ты не сразу меня полюбишь, у тебя вроде, брат рассказывал, муж есть. Но я подожду. Я терпеливый, и ждать такую женщину, как ты, очень приятно.

Рассвет. Спи уже. И ничего не бойся. Все будет хорошо, я же говорил, а ты не верила. Верь мне всегда, хорошо?..

Эпилог

Собственные похороны Михаилу бы понравились. Черный гроб, роскошный катафалк, белые и красные розы, траурная музыка, заплаканные вдовы в черных одеждах. Рваные серые облака, клочками, по голубому небу, желто-рыжие клены, и дождь, не удержавшись, иногда пускает слезу.

Панин ушел, как собирался, как хотел, как мечтал. Он умер счастливым! Более красивого лица я не видела и не думала, что Мишины черты могут наполниться такой божественной гармонией и умиротворением. Морщины исчезли, на губах осталась легкая улыбка, выражение лица было... не знаю, может, как у человека, потягивающегося после долгого сна, довольно зажмурившегося, и вот теперь, через секунду, окончательно распустится довольная усмешка, и закрытые глаза брызнут лукавством... Впрочем нет, не так. Казалось, Миша видит что-то неимоверно прекрасное, испытывает невероятнейшее, недоступное, а потому непостижимое нами счастье. На его лице сияла любовь, всепринимающая, всепрощающая. Он поднимался над страстями, он взмывал на ослепительно чистую искрящуюся солнечно-снежную вершину...

Таким мы с Андреем, когда вернулись в мой номер, и увидели Мишу...

После того как Панин, не закончив фразу, заснул, я решила выйти прогуляться. Мне срочно требовалось на свежий воздух, переварить вываленные на меня признания, отдохнуть, подумать.

Зябко ежась, кутаясь в легкую куртку, я как крейсер рассекала наполненные молочным туманом дорожки парка и лихорадочно соображала.

Ситуация представлялась не очень-то оптимистичной.

Во-первых, я понятия не имела, как поступить в юридическо-процессуальном плане. Допустим, Андрюша мог бы проинформировать своих знакомых ментов и следователей, городских, а не местных, прикормленных олигархом. Мог бы, запросто. Но что дальше? В чем можно обвинить конкретно Панина? «Фотографа» убивал охранник. А статей за заказ собственной смерти в Уголовном кодексе не предусмотрено...

Второе направление мне, впрочем, представлялось намного более важным. Я пыталась подобрать слова нужных оттенков и нарисовать ими такую потрясающую красивую картину, какой в действительности является жизнь. То, что происходило с Мишей – утрата любимой девушки, которую он якобы не любил, разочарование от успеха, пустота – это все ведь легкое облако на безбрежных прекрасных жизненных небесах. И любые наши проблемы, и самая дикая боль, которая всегда кажется непереносимой и несправедливой, на самом деле проходят и переживаются, так свежий ветер разгоняет самые тяжелые тучи, и ослепительно сияет теплое солнце. Ничего не дает Господь человеку, что бы тот не мог вынести. Наказание Отца – проявление любви – для осмысления. Не бывает совершенных идеальных детей, невозможно не ошибаться, и боль точно такая же часть жизни, как красота, и она тоже есть красота, потому что меняет, делает сильнее, улучшает. И в конечном итоге помогает идти дальше, чтобы творить, созидать. Мы все для этого созданы. Но в боли, конечно, про это легко забыть, что и объяснимо, страдание всегда огромно, всеобъемлюще.

Если бы только Михаил мог принять все, что с ним происходит, с искренней благодарностью, ему сразу стало бы легче. Благодарность позволяет видеть свет, а он рано или поздно выводит из тупика...

Потом я вдруг врезалась в Андрюшу. Ему тоже не спалось с утра пораньше, и он, как и я, выбрался побродить в тумане. Накануне мы планировали с ним утром обсудить наши дальнейшие действия, но ко мне вдруг ночью пришел Панин. Остапа, как всегда понесло, я все разболтала...

– Наталия Александровна, вы с ума сошли, а если бы он вас пришлепнул?! – бушевал Андрей, хлюпая носом. – Вы открыли все карты! А если он сбежал? Вы как ребенок!

Тоже мне, большой выискался!

Не учите меня жить, лучше помогите собакам. Почему-то у меня было очень хорошее настроение. Я думала о том, что попытаюсь вправить Панину мозги, все-таки при всей той ерунде, которую он напорол, Михаил – не самый плохой человек.