Читать книгу "Воспитание чувств - Джорджетт Хейер"

Но правда заключалась в том, что цифры, которые предъявил ему поверенный, повергли его светлость в шок. У него просто не укладывалось в голове, как он мог потратить такие сумасшедшие деньги. Они недвусмысленно свидетельствовали о том, что его траты за игорным столом чрезмерны, и, поскольку он на самом деле не испытывал столь болезненной привязанности к азартным играм, как могло бы показаться по событиям минувшего года, виконт хладнокровно решил ограничить себя в подобном досуге. В любое другое время года скука могла бы вновь отправить его за игорный стол, но его светлость был завзятым охотником с собаками, а сейчас сезон охоты был в самом разгаре. Шерри проводил много времени в Лестершире; единственным, что омрачало радость виконта, были мысли о поступках Геро в его отсутствие.

А она прилагала титанические усилия, стараясь не впутаться в неприятности, и, не считая того, что прокатилась по Сент-Джеймс-стрит в своем фаэтоне, ей это почти удалось. На неделю Геро приехала вместе с Шерри в Мелтон, развлекая Ферди и мистера Рингвуда в охотничьем домике. Но, поскольку леди настаивала на том, чтобы отправиться на охоту с собаками вместе со всеми, повторяя при этом действия мужа с трогательной, пусть и слепой, верой в его мудрость, он наотрез отказался повторять подобные эксперименты.

В этом Шерри поддержали друзья, которым неустрашимое поведение новобрачной испортило настроение на весь день. Она во всем копировала его светлость, поэтому собственных борзых не затоптала, но даже мистер Рингвуд вынужден был признать: нет ни малейшей возможности положиться на Геро в том, что она будет вести себя во время гона так, как полагается взрослой женщине.

Лорд Ротем также проводил бо́льшую часть времени в Лестершире, поскольку его последняя ссора с мисс Милбурн привела к серьезному охлаждению между ними, которым ловко воспользовалась решительная и целеустремленная родительница Красавицы. Миледи целила очень высоко, амбиции же Северна стали настолько осязаемыми, что дошли до ушей его матери.

Герцогиня неожиданно прибыла в Лондон в сопровождении многочисленной свиты: своего капеллана, экономки, сенешаля и унылой запуганной дамы неопределенного возраста, оказавшейся кем-то вроде фрейлины. Ставки, предлагаемые в клубах на то, что его сиятельство все-таки решится сделать предложение, возросли многократно; но, когда стало известно, что герцогиня лично пожаловала с государственным визитом на Грин-стрит, те, кто поставил на кон кругленькую сумму, в буквальном смысле затаили дыхание. Никто, разумеется, не знал доподлинно, как проходил этот утренний прием, однако знакомые герцогини описывали ее поведение по отношению к Милбурнам на следующей Ассамблее как чрезвычайно любезное.

Джордж, едва знавший мать Северна, не сумел рассмотреть и следа приветливости в римском профиле и решил: манеры женщины свидетельствуют лишь о надменности да больном самомнении. Соответственно, он воспрянул духом, но очень скоро впал в отчаяние, когда стало известно, что ее сиятельство пригласила миссис Милбурн с дочерью встретить Рождество в ее поместье Северн-Тауэрз.

Это оказалось правдой. Герцогиня, обнаружив, что ее обычно послушный и мягкий сынуля демонстрирует упрямство, которое недвусмысленно напомнило ей о покойном джентльмене, коего она в силу привычки неизменно именовала «твой бедный отец», готовилась извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду. Изабелла и впрямь приятно поразила ее. Самые тщательные поиски не обнаружили в происхождении мисс Милбурн никаких порочащих обстоятельств, она даже позволила себе отозваться об Изабелле как о хорошо воспитанной молодой девушке, отчего ее сын, выслушав такой панегирик, расплылся в улыбке и с благодарностью воскликнул:

– Я был уверен, что она вам понравится, мадам!

Едва Джордж прослышал о готовящемся визите в Северн-Тауэрз, как, не теряя времени, тотчас же помчался на Грин-стрит. Ему повезло, что он появился там именно в тот момент, когда миссис Милбурн не было дома, и таким образом заполучил доступ к Красавице. Безо всяких околичностей он потребовал, чтобы ему сообщили, правдивы ли услышанные им известия. После того как мисс Милбурн признала, мол, ее сиятельство и впрямь пригласила их, лорд Ротем повел себя со столь возмутительной несдержанностью, что Изабелла, разрываясь между естественным желанием обзавестись звучным титулом и несклонностью поощрять Северна в его знаках внимания, неминуемо подразумевавших согласие принять предложение его матушки, вышла из себя. Она не только заявила, что поступит именно так, как ей заблагорассудится, но и добавила напоследок: ее намерения и действия никоим образом не касаются лорда Ротема. В ответ его светлость забылся, стиснув ее в удушающих объятиях и покрыв лицо девушки поцелуями. Как отреагировала бы на подобное обращение мисс Милбурн, если бы в это самое мгновение дворецкий ее маменьки не отворил дверь и не объявил о появлении обоих мисс Бэгшот, не знал никто и меньше всего – она сама. Но довольно будет отметить, что Изабелла пришла в ярость, и не будь она столь строгих правил, то непременно отвесила бы Джорджу хлесткую пощечину.

От его пылкой страсти прическа девушки пришла в беспорядок, а щеки горели, как в огне. По выражению лица дворецкого мисс Милбурн поняла, что тот стал свидетелем любовной лихорадки Джорджа, и догадалась – Юдора и Касси, хотя и не видели того, как лорд Ротем сжимал ее в объятиях, все же вполне представляли себе случившееся. Она готова была завизжать от досады и отчаяния; и когда миссис Милбурн вернулась домой, то обнаружила: дочь, еще недавно обуреваемая бунтарскими настроениями, вдруг стала мягкой и податливой как воск, так что даже самой требовательной родительнице было нечего больше желать. Более того, мисс Милбурн выразила желание угодить своей маменьке и все-таки встретить Рождество в поместье Северн-Тауэрз.

Друзья сумели разубедить лорда Ротема в том, что ему остается лишь поднести пистолет к виску и спустить курок, однако Джордж тут же стал искать хотя бы толику утешения в бурной ссоре с любым джентльменом, который окажется настолько любезен или глуп, дабы принять его вызов.

Таковых сыскалось ровно трое. Одним из них стал Шерри, виконту удалось разбить несчастному влюбленному нос во время ожесточенного спарринга. Вторым оказался достопочтенный Мармадюк Фейкенхем, ловко и умело парировавший все оскорбления, которыми осыпал его Джордж, а потом и вовсе отказавшийся дать ему удовлетворение, чего он столь отчаянно домогался. Третьим был совершеннейший незнакомец, на свое несчастье столкнувшийся с Джорджем в дверях; этот бедолага выразил столь явную готовность обидеться на последующее поведение милорда, что было совершенно очевидно: он и не подозревает о том, с кем связался. Однако Ферди и немногословный мистер Гамли, ставший свидетелем этой ссоры, поспешно отвели незнакомца в сторонку и раскрыли ему инкогнито Джорджа прежде, чем он успел связать себя словом.

Лишившись законной добычи, лорд Ротем удалился в родительские пенаты, пребывавшие в состоянии постоянного увядания, что как нельзя лучше соответствовало его расположению духа. Здесь он занимался тем, что попеременно скандалил со своей матерью и младшими сестрами да бесстрашно охотился с борзыми, при виде чего друзья высказали пророческое предположение – он таки свернет себе шею.