Читать книгу "Созерцатель - Алексей Пехов"

– Тебя я помню. Вот только какого черта ты здесь забыл?

При Вилли сейчас не было «Крушителя», но от этого он не стал менее грозным.

– Он с Мюр приехал. Она говорит, крепко ей помог, – влез Пшеница.

– Помолчи! Ну? Ты здесь потому, что знаешь о том, где Кражовски?

Наш унылый фокстрот вновь вступал на хрупкий лед лжи и правды.

– Не думаю.

– Не думаешь, – эхом повторил Вилли. Начало его не обрадовало. – Вот что, парень. Если ты станешь представлять для нас опасность – я немного опечалюсь. Здесь тебя быть не должно.

– Понимаю. Но я помог Мюр выбраться и жду от нее ответной услуги. Мне нужна информация о Хенстридже. А потом я уйду.

– Уйдешь, если я позволю. – Он был не из тех людей, кто располагает к себе незнакомцев. – Пшеница, отведи нашего гостя в особую комнату для незваных гостей.

Тупому ясно, что это означает.

– Черта с два я сяду под замок. – Я был само дружелюбие и не забывал улыбаться.

– А что так? – участливо подавшись вперед, поинтересовался Вилли. – Тебе же вроде не привыкать торчать взаперти. Посидишь, пока я не поговорю с девочкой и не узнаю…

– Ты только что с ней поговорил, друг. – В последнее слово я вложил толику иронии. – Закончилось это не слишком хорошо. Представь себе, как она взбесится, когда поймет, что ты засадил меня в темницу.

Вряд ли мои слова поколебали его. В конце концов, новый хозяин этого острова и глава компании бунтовщиков был не из тех ребят, которых можно испугать женским гневом. Мы оба это знали, но мои слова порядком его разозлили, и я увидел, как прищурились и без того маленькие глаза, а ноздри раздулись.

Что поделать? Иногда на меня находит, и я не прочь позлить носорога. Не самая положительная черта моего характера, но еще с армии я терпеть не могу, когда такие вот господа пытаются задавить меня своей тенью.

Кроуфорд разрядил напряженную обстановку, завалившись в беседку, и единственной его одеждой было лишь нательное распятие. Он был очаровательного бледно-голубого цвета, которому позавидовал бы любой приличный утопленник.

– Святая Богоматерь! Ты бы хоть прикрылся! – У Вилли был такой вид, словно ему плюнули в тарелку с любимым куриным супом.

Юэн, от которого пахло холодной озерной водой и дешевым джином, взял валявшуюся на скамейке сутану, бросил ее на плечо, показывая этим, что с одеванием повременит.

– Отстань от ганнери, полковник. Скорее шпионом жандармов окажется твоя бабушка, чем он. Я тебе рассказывал про Итана.

– И что с того? Мюр совсем разум потеряла, если приводит сюда первого встречного.

– Не хочешь слушать меня, послушай свою девочку. Заберу я его, пожалуй, а то вы друг друга убьете. А это грех. Пошли, Итан.

Он поплелся к дому, не слишком уверенно держась на ногах, и я счел за лучшее отправиться вместе с ним.

– Мы еще поговорим, – пообещал мне Вилли.

Надо сказать, я ничего не имел против этого обещания, больше похожего на угрозу.

Глава четырнадцатая

Дом на краю света

Она вновь вернулась.

И я говорю отнюдь не о нелюбимой соседке, с которой происходит недопонимание из-за того, что ей приспичивает включать патефон в час ночи каждый четверг.

Тень вернулась.

В этом нет ничего удивительного – чересчур короткими оказались промежутки между использованием ингениума. Я знал, что будет, когда выпускал пламя, но все равно реальность меня не радовала. Это была всего лишь тень тени, маленькое затемнение, иногда возникающее на периферии зрения, точно легкое облачко на мгновение наползало на яркое полуденное солнце.

На эту ерунду поначалу не обращаешь внимания. Мелочь, которой не придаешь значения. Ровно до той поры, пока облачко не превращается в грозовую тучу, извергнувшую из себя куски града величиной с кулак, и они обязательно пробьют твою черепушку.

До появления предвестников, настоящих бичей моего сознания, еще долго, но мне уже стоило думать о том, где найти «Якорь». Следовало поговорить об этом с Мюр. Интересно, как она справляется со своим ингениумом и какие демоны прячутся в карманах ее пальто?

Пока же можно существовать и так, порой замечая мою невидимую спутницу то под кроватью, то в углу, то за кустами. Большую часть времени, как обычно, я старался ее игнорировать, и, лишь когда становился особенно раздраженным, сам того не желая, пытался поймать гадину взглядом.

Возможно, на свою беду.

Короче, начало дня было не очень.

Об отоплении здесь давно не вспоминали, так что комната, которую я разделил с Кроуфордом, больше напоминала холодильник для хранения мясных туш. Спасла лишь груда старых и не слишком ароматных шерстяных одеял. Одно, несмотря на ворчание Юэна, я повесил на окно, остановив сквозняк, проникающий к нам сквозь щели деформированной рамы.

Сейчас капрал спал, положив под щеку ладонь. Он напомнил мне больного, уродливого и внезапно постаревшего ребенка. Я так и не спросил его, что случилось на острове, когда он остался один.

Не решился.

Но молотки в голове Кроуфорда хотя бы на какое-то время взяли перерыв, и он не донимал меня ночными криками, как это частенько случалось, когда мы ночевали в брюхе «Матильды».

Я не стал его будить, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Пшеница дрых на приставленном к стене стуле, а его пистолет-пулемет, свесившись на брезентовом ремне, касался пола. Голова у парня откинулась назад, так что обнажилась незащищенная шея, рот был приоткрыт.

Я представил, что с ним сделает Вилли, если я начну бродить по небольшой территории острова в одиночку, так что толкнул его в плечо:

– Подъем!

Он вздрогнул, щуря глаза, попытался сесть ровно, и автомат грохнулся на пол окончательно.

– Ох! – сказал молодой человек. – Я…

– Предал товарищей, бросил пост. И – потерял голову. Скажи спасибо, что тот, за кем ты приглядываешь, так добр.

– Спасибо, – сказал он искренне, потягиваясь. – Ч-ч-чертов стул. Я словно в гробу пролежал, все кости болят. Ты это… Не подумай, что мы считаем тебя врагом. Просто Вилли всегда проявляет должную предусмотрительность. Поэтому мы еще здесь, а не в камерах Инги-Вин.

– Нет проблем. – Мне и вправду было наплевать, в чем они меня подозревают, если дело не закончится перестрелкой. – В вашей сырой обители есть кофе?

– Ага! – Он оживился, поманил меня за собой. – Идем. Завтрак это святое!

Пшеница и вправду не опасался меня, так как повернулся спиной и поплелся по коридору, сунув руку под пиджак и почесывая одеревеневшую за ночь поясницу. Оставалось лишь выругаться про себя. Что Мюр, что Пшеница – поколение, не принимавшее участия в войне. Они слишком романтичны и до неприличия наивны и доверчивы. Точно щенки.