Читать книгу "Свободные от детей - Юлия Лавряшина"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От него плохо пахнет спросонья, но я замечаю это только сейчас. Похоже, присутствие опасности обостряет восприятие всех органов чувств. Мне невыносимо хочется оттолкнуть Власа, выползти из-под него, и хоть на четвереньках убежать в какой-нибудь угол, забиться в темноту и слиться с нею. Долго ли он будет меня искать? Не думаю. Не так уж он одержим мною, как пытается представить.
— Что не так? — вдруг замечает он.
— Пусти меня.
Освободившись, я скрываюсь в ванной, не таясь, щелкаю замком. Этот звук красноречивее всех слов, а Влас вовсе не так туп, чтобы его не понять. Я не тороплюсь пустить воду, хочется услышать, как хлопнет входная дверь. Но Влас что-то не спешит доставить мне эту радость… Мне видится, как он лежит на моей разоренной постели, раскинув ноги, заложив руки под голову. Мужчина-восторг. Мужчина-желание. Лицо его сосредоточенно, брови сдвинуты — ему хочется проникнуть в мои мысли, понять истинные мотивы. Может, думает Влас, она только и ждет, чтобы ее силком заставили прийти к решению, которое ей страшно принять самой. Ломается. Цену себе набивает. Вчерашняя близость из-под палки только подтверждает это… Сама потом рада-радешенька была! А то, что сегодня не удалось повторить этот трюк… Так осечки у всех случаются. Может, в ней еще просто сексуальное напряжение не достигло нужного накала, все-таки всего ночь прошла… Завтра сама запросит…
Вряд ли он думает именно так. Я включаю воду, понимая, что его добровольного ухода не дождаться. Душ люблю в лучших голливудских традициях — погорячее. Растворяюсь в приближенных к кипящим струях, таю… Но полностью отдаться ощущениям не удается. Не дает покоя то, что я несправедлива к Власу. Мне хочется хотя бы мысленно пририсовать ему копыта и хвост. Рога — это уже скабрезность, этого избегаю, но добавить шерстки телу… Вот такому Власу были бы свойственны подобные мысли, похожая бесовская психология.
Но тот человек, что ждет меня в комнате, наверное, сейчас натягивает до подбородка одеяло, похолодев от невозможности удержать меня возле. Склонить к обычной человеческой жизни с ее маленькими теплыми радостями и отсутствием поиска смысла всего сущего… И уйти он не спешит не потому, что так узколобо уверен в том, что я никуда не денусь. У него просто нет сил заставить себя расстаться с тем, что уже посчитал своей жизнью, и вернуться к яростным блохам и чужим шагам в общем коридоре. И дело даже не в моей квартире, а в том уровне, на который Влас уже мысленно перешел, смыв с души пену, которой жил до сих пор. Посчитал, что нашел нечто настоящее, свое, а я одним щелчком замка дала ему понять, как он заблуждался. Ничто еще не решено, ничто не перешло из зыбкого состояния в устойчивое.
Выйдя наконец из ванной, я обнаруживаю его уже одетым, сидящим в гостиной. Хотел подчеркнуть этим, что вовсе не считает себя здесь хозяином? Вид кроткий, и взгляды быстрые, исподлобья, обиженные. Так и тянет по голове погладить…
— Просто прокатимся? — спрашиваю я.
— Как скажешь.
Это уж чересчур. И Влас замечает, что меня слегка передергивает от такой покорности, которая в мужчинах так же нелепа, как командный тон в женщинах. Само его имя предполагает властность. В разумных пределах, конечно, другого не выдержу.
Он тотчас скользит к золотой середине тона:
— Предлагаю Клязьминское водохранилище. Там красотища!
— Я знаю.
Теперь Влас морщится от боли, угадав, что я вспомнила, как мы бывали там с тобой.
— Или в Лосиный остров можно забуриться…
Я смотрю на него, не говоря ни слова, и уже вижу, что именно произойдет через полчаса, когда мы выедем за город, окунемся в золото подкрадывающейся осени, захлебнемся синью неба, которое сегодня неправдоподобно синее даже над Москвой. Так будет. Я не могу поступить по-другому, потому что иначе это буду уже не я. Все другие варианты неприемлемы.
— Для начала мы просто выберемся из города, — говорю я. — А там посмотрим…
Влас радостно кивает, подскакивает и бежит на кухню:
— Сейчас я быстренько сварганю завтрак!
«Не торопись, — отвечаю я мысленно. — У тебя есть время…»
Я захожу следом за ним на кухню, но не вмешиваюсь в процесс. Усаживаюсь возле стола и наблюдаю, как Влас кромсает хлеб и делает тосты, достает из холодильника любимый мною черничный джем, заваривает чай. Он здесь на месте, отмечаю я. Так органично вписался, что даже я кажусь себе более чуждой этому дому.
Влас опускается напротив, забрасывает меня улыбками и все время что-нибудь пододвигает ко мне:
— Мажь маслом… Вот сыр. Хочешь молока в чай?
Я беру все, что он предлагает — заслужил некоторую покладистость… Чувствуется, что ему в радость кормить меня, он чуть не приплясывает на месте, и я начинаю бояться, как бы Влас не бросился меня одевать: терпеть не могу, когда посторонние касаются моей одежды. Но обходится без этого, и становится легче на душе. И опять подкрадывается та же противная жалость к нему, которая, как мне кажется, унижает Власа, из талантливого артиста и любимца женщин превращая в убогого попрошайку, с которым брезгуешь соприкоснуться руками, когда подаешь милостыню. Всегда подаю, хоть и шевелится мыслишка, что, может, этот нищий вовсе не так и беден, и в душе он смеется над моей доверчивостью. И вообще все это одна мафия… Но мне всегда стыдно просто пройти мимо. И не потому, что другие смотрят на меня в этот момент. Когда никого нет, стыжусь проявить скупость еще больше.
— Ну, вот, — удовлетворенно произносит Влас, когда мы забираемся в мою машину, и осторожно вливаемся в живой поток проспекта Мира.
В это время до Ярославского шоссе добраться не сложно, это вечером, когда все возвращаются с работы, сюда лучше не соваться. Развязку возле Королева так и не доделали, и «пробки» там просто многокилометровые. Но сейчас мы почти пролетаем мимо белой ракеты, и несемся в сторону Сергиева Посада, хотя Влас больше не заговаривает об этом. Он, улыбаясь, смотрит в окно, и я тоже то и дело поглядываю, ведь машин впереди почти нет, а красота вокруг так и притягивает взгляд. Темные ели пирамидами высятся над светло-зеленой, прихваченной солнцем листвой берез. Ажурные наличники старых домиков с мезонинами трогают сердце — скупой привет от Чехова. Своих героев он, конечно, не в таком крохотном поселил, и все же радостно смотреть на них, будто читать его следы.
Мне хотелось бы просто посидеть с Антоном Павловичем в полутьме большой комнаты, помолчать о том, что мы оба понимаем и без слов, послушать его дыхание. Ни с кем другим из великих не хотелось бы побыть наедине, проститься, коснувшись руки… Только Чехова всегда ощущала сердцем, будто когда-то мы были знакомы, а, может, даже не просто знакомы, но потеряли друг друга: его не отправили больше в эту юдоль страданий, а мне пришлось вернуться еще раз… Зачем? Чтобы пойти под венец с этим простым, как гривенник, мальчишкой?
— У тебя есть с собой деньги? — спрашиваю я, вырывая Власа из его немудреных сладостных дум.
— Деньги? — не сразу понимает он. — Есть немного… А зачем?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Свободные от детей - Юлия Лавряшина», после закрытия браузера.