Читать книгу "Право на безумие - Аякко Стамм"

– Послушайте, может быть, вы что-то знаете? – заиграла вдруг у Аскольда надежда. – Я подумал, что вы… Ведь не зря же вы пришли ко мне? Ведь вы же знаете что-то? Ведь знаете?

– Знаем… – жёстко, как отрезал, произнёс следователь, наклонившись лицом к лицу к Богатову и глядя ему глаза в глаза. – Мы всё знаем… И хотели бы, чтобы и вы знали, что мы всё знаем. У вас, Аскольд Алексеевич, есть ещё шанс облегчить вашу участь, признавшись во всём. Ну что, будем признаваться?

– В чём? – Богатов никак не хотел понимать смысла только что услышанных слов. – В чём я должен признаться? Я вам уже всё рассказал… В чём вы подозреваете меня?

– Богатов Аскольд Алексеевич, – официальным тоном произнёс Порфирий Петрович, выкладывая на столик перед опешившим от неожиданного поворота мужчиной фотографии с места утреннего происшествия в Серебряном Бору. – Вы узнаёте эту женщину?

Аскольд трясущимися руками взял их и поднёс к глазам.

– Боже мой… Нюра… бедная моя Нюра… что они с тобой сделали?… за что?… – слёзы брызнули из глаз мужчины, как у маленького ребёнка, не ведающего иного способа помочь своему горю. – Это я во всём виноват… Прости меня, Нюра… Я один во всём виноват…

– В чём вы виноваты, Аскольд Алексеевич? – подскочил Порфирий Петрович и запел на ухо. – Ну, говорите же, говорите… В чём именно вы хотите признаться? Вам сразу же станет легче, вот увидите.

Но Богатов молчал и только бесшумно плакал, как большой, смертельно раненый медведь. Все эти люди, их слова, возможные действия для него уже ничего не значили.

Порфирий Петрович выпрямился во весь свой могучий рост и посмотрел на Аскольда сверху вниз.

– А ну колись, сука!!! – закричал он во всю мощь своих лёгких. – Ты будешь признаваться, или нет!!!

Минут через десять в квартиру Богатовых привели понятых и начали обыск. Много времени эта процедура не заняла. Порфирий Петрович знал, где искать. Он взял со спинки стула брошенный там Аскольдом пиджак и достал из кармана жемчужное колье и браслет-часики Нурсины. Более искать было нечего.

– Гражданин Богатов Аскольд Алексеевич, – объявил он протокольным тоном. – Вы задержаны по подозрению в убийстве с особой жестокостью вашей супруги Богатовой Нурсины Эльдаровны, – вдруг тон Петровича несколько смягчился, стал более человеческим. – Но ввиду моего искреннего к вам расположения хочу предоставить вам возможность сделать один телефонный звонок. Как в Америке, знаете? Рекомендую вам использовать его разумно и позвонить своему адвокату, если таковой у вас имеется.

Аскольд взял в руки мобильник и набрал номер. Он довольно долго молчал, так что нетерпеливый Петрович собрался уж было лишить его права звонка. Но вдруг Богатов заговорил в трубку.

– Утро… доброе…, Пётр Андреич. У меня беда… Большая беда… Мне нужна ваша помощь…

Глава 24

– Что случилось, Аскольд? – спросил Берзин настороженно.

По тону, по дрожанию голоса, по какой-то обречённости пауз Пётр Андреевич почувствовал, что произошло нечто серьёзное. Даже не просто серьёзное, а очень серьёзное. Он давно уже знал Богатова и научился хотя бы по мелким, едва уловимым интонациям распознавать настроение своего водителя… и в какой-то степени друга. Они много времени проводили вместе, tet-a-tet, в замкнутом пространстве автомобиля, – и пять лет такого опыта не могли не сказаться на прозрачности их взаимоотношений. Хотя и без фамильярностей, в строгом соблюдении субординации.

– Нури… погибла… Её убили… – через телефонную трубку явно ощущалось, как комок подкатил к горлу Аскольда и мешал говорить. Он еле выдавливал из себя слова. Они казались безликими, пресными, дежурными,… но в каждом звуке голоса кричала боль, коматозное бессилие и немое отчаяние.

– Как это… убили? – такая мысль никак не вписывалась в сознание, не сочеталась с образами Аскольда и Нури, была совершенно чужеродной, отторгаемой всеми силами душевного иммунитета. – Аскольд, ты что, пьян?!

– Меня подозревают… Они думают, что это я… убил…

– Стоп! Кто, они? Тебя задержали? Ты где сейчас? Откуда звонишь? – Пётр Андреевич сразу взял себя в руки. И хотя известие о гибели Нури прозвучало, как гром среди ясного неба, ошеломило его, но профессиональная выдержка, умение рассуждать быстро и трезво в любых условиях включились сразу же, автоматически. Берзин понимал, что сейчас Аскольду не хватает именно таких качеств, и рядом должен быть человек, обладающий ими вполне. Откровенно говоря, в эту минуту он вовсе не ощущал себя адвокатом в этом деле, Богатов никак не виделся ему в качестве клиента. Но присутствие рядом друга, способного помочь, поддержать и подсказать, казалось ему сейчас необходимым.

– Я дома… Но тут полиция… следователь… меня хотят арестовать… – Аскольд говорил как-то безразлично, отстранённо, будто речь шла не о нём, а о ком-то чужом, постороннем, к гибели Нюры не имеющем никакого отношения и поэтому Богатову сейчас вовсе не интересном.

– Так… Понятно… Слушай меня внимательно и запоминай крепко. Как Отче Наш запоминай и исполняй в точности. Ничего не предпринимать! Ничего не рассказывать! А главное, ничего не подписывать! Тебя повезут сначала в прокуратуру, потом уже в СИЗО[73]. Не сопротивляйся! Не пытайся бежать! Этим ты всё только усложнишь. Аскольд, ты хорошо меня понял? Ты слышишь меня вообще?

– Понял, Пётр Андреич. Понял… А… а что теперь будет? – спокойный, выдержанный тон Берзина, его чёткие, конкретные указания несколько всколыхнули Аскольда, вернули ему всегдашнюю способность думать. И он впервые подумал о возможном будущем, почувствовал его шершавую холодную близость, не умозрительную, не литературно-детективную, а всамделишную, реальную.

– Всё будет хорошо! Не раскисай! Я скоро приеду! – чётко, строго, как отрезал Пётр Андреевич. Но именно такой тон способен был сейчас успокоить Богатова, вернуть ему себя самого. А в этом он нуждался теперь гораздо более чем в утешениях, сочувствиях и пожеланиях успеха.

– Спасибо, Пёрт Андреич… Я жду вас… Я вас очень жду…

Аскольд отключил мобильник и машинально сунул в карман брюк.