Читать книгу "Механический рай - Александр Трапезников"

Махатмы иногда посылают их тем, кого они решили выбрать… В дар. Но многие не умели и не знали… Не каждый способен стать Майтрейей… В сакральном календаре записано, что терафим Чантамана сейчас попадет в руки того, кто именем Великих Учителей понесет Знамя Владык, именем Христа и Будды, Магомета и Соломона, Махатм Мира… последний терафим… Чантамана… камень…

Поток продолжался, мысли путались, и в это время как раз зазвонил телефон.

— Да, это я! — сказала Карина, узнав голос мужа. — Приезжай, если сможешь. Мне нужно тебя видеть, Влад.

Она вдруг заплакала. А телефон неожиданно отключился.

«…Этот необычный храм находился где-то на территории Калмыкии, хотя я мог и ошибаться — время и расстояние играли теперь малую роль в продвижении к некоей Надземной Сфере. Еще в баварском домике Хаусфишера я слышал, что его естество отторгает две вещи — нравственный закон внутри и звездное небо над ним. Так вот, та Сфера, к которой мы приближались, была лишена этих отягчающих человека уз. Надземная она или подземная — это, в сущности, ничего не меняет… В храм тоже приходилось спускаться, обходя потоки воды, а затем взбираться на гору, и снова — вниз, сквозь какие-то непроходимые ущелья и пещеры. Любопытно, что никаких животных или птиц мы не видели, сама местность вызывала страх и дрожь, даже у охранников-монголов. Но это еще не была та Священная Страна, в которой Правитель Мира смотрит в свое зеркало и определяет ход событий, держа в руке чудесный камень и посылая его осколки избранным. Обо всем этом мои спутники — мужчина и женщина, — удивительным образом похожие на оставшихся где-то в пределах Москвы Дану и Велемира, говорили шепотом: о Майтрейе, терафиме, Шамбале и вновь о Чантамане — осколке магического кристалла, формирующего энергетические поля, который они должны были принять из чьих-то рук…

Встретивший нас у входа в храм лама, не говоря ни слова, провел внутрь, где была установлена металлическая статуя с четырьмя руками, причем две из них напоминали змей, росших из лопаток. На шее — четки, на голове — знак Воды, на лбу — третий глаз. В Иране его прозывали Заххаком, здесь — Дхиан-Коган, ближе к югу — Локапати или Локанатха, а в самом Тибете, конечной цели пути — уже Джигтен Гонпо: всюду по-разному. Возле озаренного языками пламени Дхиан-Когана стоял старейший гуру с покрытой головой и скрещенными на груди руками. Шевелящийся во рту язык да горящие глаза — вот и все живое, что было в его лице. А у ног его светились какие-то буквы на непонятном наречии. Своими заклинаниями и пассами, насколько стало понятно, он призывал силы мрака и входил в духовную связь с идолом, но Дхиан-Коган что-то не спешил ответить на его приветствие или хотя бы просто помахать ручкой, тем более, что у него их было целых четыре. Наверное, я был не слишком настроен на серьезный лад, поскольку все эти игры людей меня попросту забавляли, как бы серьезны и кровавы они ни были, но гуру что-то шепнул своему помощнику, и лама, забрав меня у моих провожатых, поставил рядом с Дхиан-Коганом, у его подошв. И вашему покорному слуге Курту пришлось сосредоточиться под ритмичное постукивание мантр. Акустическая мелодия действовала на всех присутствующих чрезвычайно возбуждающе и демонически.

Ввели несколько человек со связанными за спиной руками. Это были какие-то пленники, некоторые из них-явно европейцы. Все они должны были принять участие в тантристском ритуале освящения Дхиан-Когана, а заодно и меня. Служки в это время били в обтянутые человеческой кожей барабаны и дудели в раковины или музыкальные инструменты, очень напоминающие полые человеческие кости. Приготовлены были горшочки и блюда — для крови и органов. Гуру, а вслед за ним и все остальные (что удивительно — даже некоторые из пленников) запели: „Ом-ма-хум! Дхиан-Коган, покажи свою силу, схвати врагов сетью, переруби их мечами, прострели стрелами, пронзи копьями, высоси у них сердце, прекрати жизнь врагов твоих, плоть, кровь и кости вкуси устами твоими, о, великий богатырь, на чье лицо невозможно смотреть, имеющий три глаза, возложивший на себя корону из черепов, красноликая мать мира, свирепый палач и владыка, освяти знамя свое и сына твоего, стоящего у ног твоих, оммане-хум!..“ И так далее.

Оратория, довольно-таки заунывная, продолжалась часа полтора. Поскольку речь шла и обо мне тоже, о чем было нетрудно догадаться, я подумал: как все же согласуется их заповедь щадить все живое с жертвоприношением? Наконец служки и ламы бросились к пленникам и проворно раздели их донага. Руки и ноги им заломили за спину, головы откинули назад, привязывая волосы к ступням таким образом, чтобы грудь и живот торчали вперед. Гуру еще громче забормотал свои молитвы и заклинания. Затем вышел вперед и сбросил с головы мантию. Вид его совершенно голого черепа был страшен — смерть с горящими глазами. Он встал на колени перед одним из пленников, в левой руке его оказался короткий серпообразный нож. Мгновенно вонзив нож в грудь жертвы, правой рукой он вырвал все еще трепещущее сердце. Хлынувшей кровью ламы стали торопливо писать на белом полотнище какие-то заклинания и формулы. Затем гуру вложил окровавленное сердце в заранее приготовленную чашу, оправленную в серебро и напоминающую человеческий череп. Раздался крик очередной жертвы. За гуру шел его помощник, который ловким ударом ритуального ножа вскрывал теменную часть и выпускал в ту же чашу с сердцами еще теплые мозги. Некоторым из жертв, прежде чем убить, гуру перерезал шейные артерии, а служки собирали хлещущую кровь в горшочки и сосуды! Черной кровью было залито и забрызгано все вокруг. И вся эта кровь, и все эти сердца предназначалась ему — Дхиан-Когану, безразлично взирающему вниз, и мне, стоящему у его ног…»

8

Их было трое, поднимающихся по лестнице. Низенький мужчина, с лицом, как печеное яблоко, прикладывающий иногда руку к плечу, болезненно кривясь, и два мощных гориллообразных существа с тупыми глазками. В какой колбе их выращивал Яков — непонятно, но то, что они были однояйцевыми близнецами Феди, в этом сомнений не оставалось. Квартиру Драгурова вычислили еще днем. Все это время Яков со своими спутниками кружил возле дома, опасаясь, что хозяин мог сообщить в милицию. В любом случае надо было дождаться темноты. Сам Владислав из подъезда не показывался: либо сидел дома, либо вообще уехал. Другой на его месте непременно залег бы на дно, рассудил Яков. Такое не прощается. Одного продырявил шилом, второго отправил в больницу — того и гляди помрет. Правда, у Федора вместо головы чугунный шар, но в сознание он еще не пришел.

В половине десятого решили начинать — сидеть на лавочке больше не имело смысла. В конце концов можно подождать и в квартире.

На восьмом этаже они остановились, Яков достал металлический шприц и осторожно впрыснул кислоту в замочную скважину. Одна из горилл тихонько заржала, но вторая показала ему кулак. Яков покачал головой: идиоты! Но без них было бы трудно. Ждать пришлось минут пять. За это время кислота разъела внутренний механизм замка, оставалось лишь слегка надавить — язычок запора прогнулся, и дверь открылась. В коридоре было темно, но где-то в комнате горел свет и слышался монотонный бубнеж. Затем неожиданно зазвонил телефон. Трубку сняли, и женский голос что-то ответил. Яков зажег маленький фонарик, вытащил нож и, поискав глазами телефонный провод, перерезал его.