Читать книгу "Сыновья Ананси - Нил Гейман"

Реальность прохудилась. Время утекало.

Паук, безъязыкий и взбешенный, поднял голову и вывернул ее, чтобы увидеть призрачных птиц, что летали над ним, крича.

Где это я, думал он. Это не медная вселенная Женщины-Птицы, не ее пещера, не то, что он раньше был склонен считать реальным миром. Впрочем, это было ближе к реальному миру, так близко, что он почти мог чувствовать его вкус, точнее, мог бы почувствовать, если бы мог ощущать во рту хоть что-нибудь помимо железного привкуса крови, так близко, что не лежи Паук связанным на земле, он мог бы до него дотронуться.

И не будь он совершенно уверен в собственном душевном здоровье – а его уверенность в этом могла сравниться лишь с уверенностью тех, кто считал себя Юлием Цезарем, посланным спасти этот мир – он бы подумал, что сходит с ума. Сначала он увидел блондинку, которая считала себя даппи, а теперь слышал голоса. Во всяком случае, один голос. Голос Рози.

– Н-не знаю, – говорила она. – Я думала, это будет отдых, но от вида этих детей, у которых ничего нет, у меня сердце разрывается. Они так нуждаются… – А затем, пока Паук пытался понять, о чем речь, продолжила: – Интересно, как долго она собирается плескаться в ванне? Хорошо, что здесь хватает горячей воды.

Паук гадал, важны ли слова Рози, содержат ли они ключ к его освобождению. Вряд ли. Тем не менее он вслушивался, вдруг ветер принесет из другого мира что-нибудь еще. Но кроме шума прибоя где-то далеко внизу за его спиной он не услышал больше ничего. Тишина. Но – особенная тишина. Существует, как заметил однажды Толстяк Чарли, множество видов тишины. У могил своя тишина. У космоса – своя. У горных вершин – своя. Это же была охотничья тишина. Тишина преследования. В этой тишине кто-то передвигался на мягких, как бархат, лапах, мускулы, как стальные пружины, напряжены под мягким мехом; кто-то цвета теней в высокой траве; кто-то, уверенный в том, что вы не услышите его, пока он этого не захочет. Эта тишина маятником двигалась из стороны в сторону прямо перед ним, медленно и неумолимо приближаясь.

Все это Паук расслышал в тишине, и волосы у него на затылке встали дыбом. Он сплевывал в пыль кровь и ждал.

* * *

Грэм Коутс мерял шагами свой дом на горе. Он прошел из спальни в кабинет, спустился по лестнице на кухню, а потом снова наверх, в библиотеку, а из нее – опять в спальню. Он злился на себя: как мог он так сглупить, решив, что визит Рози случайность?

Он понял, что это не так, когда запищал зуммер, и на экране системы видеонаблюдения появилась дурацкая физиономия Толстяка Чарли. Никаких сомнений. Это заговор.

Он как тигр запрыгнул в машину. Сбить и скрыться – что может быть проще? Если найдут искалеченного велосипедиста, все подумают на микроавтобус. К сожалению, он не учел, что Толстяк Чарли будет ехать так близко к обочине, Грэм Коутс не решился выкрутить руль и теперь о том жалел. Да, это Толстяк Чарли послал женщин в мясную холодильню, они – его шпионки. Они проникли в дом Грэма Коутса. Хорошо, что ему удалось нарушить их план. Он с самого начала знал, что с ними что-то не так.

Подумав о женщинах, он вспомнил, что еще не кормил их. Надо бы дать им какой-нибудь еды. И ведро. Через 24 часа им, возможно, потребуется ведро. Никто не скажет, что он зверь.

На прошлой неделе он приобрел в Вильямстауне пистолет. На Сент-Эндрюсе легко купить оружие, этот остров как раз из таких. Большинство людей, правда, оружие не покупает, этот остров опять-таки из таких. Грэм Коутс достал из прикроватной тумбочки пистолет и прошел на кухню. Там он вытащил из-под раковины пластиковое ведро, швырнул в него несколько помидоров, сырой батат, наполовину съеденный кусок чеддера и пакет апельсинового сока. И – довольный, что подумал об этом, – рулон туалетной бумаги.

Он спустился в винный погреб. Из мясной холодильни не доносилось ни звука.

– У меня есть оружие, – сказал он. – И я не побоюсь им воспользоваться. Сейчас я открою дверь. Прошу, отойдите к дальней стене, развернитесь и упритесь в нее руками. Я принес еду. Будете сотрудничать – я отпущу обеих, не причинив вреда. Будете сотрудничать – и никто не пострадает. Это означает, – сказал он, восхищенный своей способностью развернуть целый батальон бессмысленных клише, – без глупостей.

Он включил в помещении свет и отодвинул засовы. Стены там были из кирпича и камня. С крюков в потолке свисали ржавые цепи.

Они стояли у дальней стены. Рози лицом к стене. Ее мать, обернувшись через плечо, смотрела на него, словно попавшая в ловушку крыса, взбешенная и исполненная ненависти.

Грэм Коутс опустил ведро; руку с оружием он опускать не стал.

– Чудесная жратва, – сказал он. – И ведро. Лучше поздно, чем никогда. Вижу, вы уже ходили в угол… Туалетная бумага тоже здесь. И не говорите, что я ничего для вас не делал.

– Вы собираетесь убить нас, – сказала Рози, – ведь так?

– Не зли его, глупая девчонка! – яростно сказала ее мать и, изобразив подобие улыбки, продолжила: – Мы благодарны за пищу.

– Конечно, я не собираюсь никого убивать, – ответил Грэм Коутс. Лишь теперь, произнеся это вслух, он признался себе, что да, конечно, собирается. Разве у него есть выбор? – Вы мне не сказали, что вас подослал Толстяк Чарли.

– Мы приплыли на круизном корабле, – сказала Рози. – Этим вечером мы должны жарить рыбу на Барбадосе. Толстяк Чарли в Англии. Я даже не думаю, что он знает, куда мы уехали. Я ему не говорила.

– Говорите что хотите, – сказал Грэм Коутс. – У меня пистолет.

Он закрыл дверь и задвинул засов. Через дверь он мог слышать, как мать Рози говорила:

– Зверь. Почему ты не спросила его про зверя?

– Потому что он тебе привиделся, мам, говорю тебе. Здесь нет никаких животных. В любом случае, он псих. Возможно, он с тобой согласится. Может, и ему мерещатся невидимые тигры.

Уязвленный Грэм Коутс выключил свет. Он вытянул бутылку красного и поднялся по лестнице, с шумом захлопнув за собой дверь в погреб.

В подвальной тьме Рози разломила кусок сыра на четыре части и съела первую так медленно, как только могла.

– Что это он говорил про Толстяка Чарли? – спросила она, когда сыр полностью растаял во рту.

– Твой чертов Толстяк Чарли. Не хочу о нем слышать, – сказала мать. – Это из-за него мы здесь.

– Нет, мы здесь, потому что этот Коутс вообще ненормальный. Псих с оружием. Толстяк Чарли тут ни при чем. – Она старалась не позволять себе думать о Толстяке Чарли, потому что, думая о Толстяке Чарли, неизбежно начинала думать о Пауке…

– Он вернулся, – сказала мать. – Зверь. Я его слышу. И чую.

– Да, мам, – сказала Рози.

Она сидела на бетонном полу мясной холодильни и думала о Пауке. Она скучала по нему. Когда Грэм Коутс образумится и отпустит их, она попытается найти Паука, решила она. Выяснить, не могут ли они все начать сначала. Она понимала, что это глупая мечта, но это была хорошая мечта, которая ее успокаивала.