Читать книгу "Моя судьба - Саша Канес"

Не только Даша, Тао и Линя обожают Леню — все дети и взрослые в округе полюбили его. Только мне сложно. Позорные, нелепые связи и потерянное время мешают мне чувствовать себя с любимым человеком свободно и раскованно. Более того, спим мы в разных комнатах. Мне нестерпимо стыдно за свое прошлое, а ему явно мешает то, что я слишком много знаю о его проблемах. До сих пор ни один из нас не попытался сломать «стену» между нашими спальнями, и наша ночь любви на сеновале в Крюковище и поныне остается первой и последней. Друг друга мы не хотим, а никто другой нам не нужен!

Я долгое время завидовала Лениной сестре Ольге, у которой таких проблем не было. Она вышла замуж по большой любви и чувствовала себя уверенно и спокойно, а через год развелась. При ближайшем рассмотрении ее избранник оказался законченной мразью, злобной и жадной. Мы с Олей никогда не обсуждали ее брак и не возвращались к нашему разговору, начатому еще в тюрьме Ха’Шарон. Оля со своей мамой и дочкой приезжают к нам каждую зиму. В этот раз они присоединились к общей новогодней поездке, но потом, после финских морозов, как обычно, приедут погреться на Кануй. В Израиле в декабре бывает промозгло и противно, в такую погоду Олина дочка Рашель постоянно болеет бронхитом.

Доктор Харикумар и его клиника процветают. Индус вынужден был расширить практику, пригласил на работу еще двух врачей. Один из них русский, другой — китаец. Слава богу, доктор Ли ничем не похож на кастрировавшего себя доктора Чена.

Космонавт вернулся с гор на Кануй всего полгода назад. Вселился он в свое родное бунгало уже в совершенно новом и неожиданном качестве — стал отцом семейства. Прибыл Космонавт на Кануй совершенно обескураженный и в первый же вечер позвал нас с мамой и с Леней в гости. Мы стали первыми, кого он решился познакомить с темно-коричневым маленьким тихим существом, плотно замотанным во что-то длинное и пыльное на вид. Существо звали Манешей, и было оно, судя по всему, женского пола. К самой Манеше прилагался крупный толстощекий младенец в таком же гималайском свертке. Туповато-сосредоточенное выражение на смуглом личике не оставляло никаких сомнений в отцовстве Космонавта. Молодой отец ощущал и ответственность, и неловкость одновременно. Почему-то он посчитал совершенно необходимым поведать нам незатейливые подробности своего «романа».

— Она, — он потыкал пальцем в мать своего ребенка, — сама не местная. В смысле, не из Ришекеша. Она из маленького городка. Они там этих… буйволов доят!

— Буйволиц, наверное, все-таки! — поправила его мама.

— Да кто их там знает, кого они доят!.. И яйца тоже приносят… Куриные яйца. То есть, повторяю, не буйволиные, не дай бог, а курьи яйца… Они их продают. Вот только я забыл, как город-то этот их называется. Ну, и бог с ним! У нас с ней, с Манешей то есть… В общем, как бы это правильно сказать… Не знаю даже, как выразить правильно. В общем, если по-научному, то она воспользовалась неразборчивостью моей пьяной эрекции! Так всегда это называет Аркадий Аркадьевич… Ну Шевчук, в смысле… И теперь мы… вот так… Вот!.. — Космонавт вздохнул и сделал младенцу «козу». Тот недоуменно моргнул. В глазах молодого отца испуганно промелькнула нежность. — А это Авраам! — почти шепотом произнес он.

— Почему же именно Авраам? — спросили хором мама с Леней.

— А как же еще? — затравленно отозвался Космонавт. — Не Навуходоносором же его называть! Не выговорит никто! Языки сломают!

— И то верно, — полностью согласился с ним Леня. — Авраам лучше, чем Навуходоносор!

Мама тоже согласно закивала. Я давилась от смеха и потому адекватно реагировать не могла.

— И я то же всем говорю! — просиял Алексей. — Авраам — лучше! Хоть кто-то наконец меня понял.

Авраам хрипло взвыл, и его поволокли кормиться. Судя по откормленности младенца, маленькая Манеша являлась просто ходячей емкостью, заполненной молоком. Я впервые слышала, чтобы грудной младенец ел с таким утробным чавканьем и хрюканьем одновременно. У Космонавта эти энергичные звуки вызывали нескрываемую гордость:

— Как жрет, паразит! Здорово! Прям бетономешалка какая-то!

У Леонарда окончательно сорвало крышу на почве неразделенной страсти к Жене, которая, как поведал мне спустившийся с Гималаев Космонавт, вернулась к мужу, Виктору. Тот, правда, ее не ждал и возвращению не радовался, но принял. Последнюю юную подругу свою он выгнал после того, как та подарила своему очередному восемнадцатилетнему хахалю любимую Витину гитару Fender. А бывшая жена Женя гитар никому не дарила, с малолетками не спала. Она просто тупо обкуривалась каждый вечер с приблудившимся немцем. Тот, в свою очередь, купил на полученные от меня за бунгало деньги двухкомнатную квартиру в Одинцове — ближайшем западном пригороде Москвы. В своей дыре он появлялся, только когда Виктор напивался и вышвыривал его из дома. Впрочем, делал это Виктор не часто — Леонард был единственным человеком в их, с позволения сказать, семье, который мог хоть как-то поддерживать порядок и чистоту. Когда кто-то из бывших супругов появлялся дома, его ждал чистый накрытый стол, вареные сосиски с горчицей и ледяное пиво. Иногда Леонард даже стирал белье и скатерти.

Евпатий продолжает хранить мой подмосковный дом. Я исправно плачу ему зарплату, а он, судя по всему, продолжает свои «сельскохозяйственные опыты». Я разрешила ему переехать в дом, а во флигель перевести своего излеченного от паралича дядю. Евпатий пытается найти Архипушку. Он не верит, что старик и его соседка ушли из этой жизни, и надеется, что они все же обосновались где-то неподалеку от Крюковища.

Лалит создал в Индии фабрику по производству и экспорту элитной марки «Чай обычный». Брахман сдержал слово, и акционерами фирмы стали и мы с Семеном-Шимоном. Но главное то, что четвертым учредителем компании стараниями Лалита стал племянник одного из наиболее могущественных индийских министров. И именно этот племянник, назначенный учредителями на должность генерального менеджера, обратился к формальному владельцу и генеральному директору «Чалмы Сингха» господину Черткову с вежливым предложением прекратить злостную антирекламу, лживо утверждающую, что «Чай обычный» хуже «Чалмы Сингха». Чертков, как и планировал, использовал свою чайную компанию преимущественно для отмывания средств, получаемых от экспорта оружия. А к чайному бизнесу как таковому Игорь Борисович относился пренебрежительно. На полученное от производителей «Чая обычного» письмо он ответил отказом в самой категорической и оскорбительной форме. Ирина, разумеется, не предупредила ненавистного шефа о том, кого именно он послал подальше. Зато Лалит отлично все подготовил для арбитражного суда и… не только для него. Министру было очень выгодно обидеться за своего племянника! Вначале было арестовано имущество компании Черткова сразу в нескольких странах, а затем и моего бывшего коллегу задержали в одном из дальневосточных государств по требованию властей США. Его обвинили и в контрабанде оружия террористическим организациям, и в отмывании грязных денег. Испуганный Чертков через адвоката сообщил своим московским покровителям, что если они его срочно не спасут, то он выдаст имена своих московских покровителей. Его спасли — через три дня он скончался в камере от сердечного приступа. В это время Лалит Чатурвэди как раз гостил у меня на Кануе. Узнав о случившемся, он попросил меня зайти к нему. Когда я пришла, он поставил на стол портрет Аниты Вердагер и откупорил литровую бутыль русской водки. У нас было три граненых стакана и один застарелый ржаной сухарь. Сухарь мы положили на стакан Аниты. Пили, не закусывая. Через два часа появился Леня и уволок меня домой спать. Лалит остался один. Всю ночь седой брахман плакал, уткнувшись черным лицом в ладони.