Читать книгу "Три глаза и шесть рук - Александр Рудазов"

— Вот ведь какая несуразица… — цокнул языком Император. — А как же это так получилось?

— Форвард сборной Земли Джош Куипо, который как раз и забил два недостающих мяча, был уличен в применении допинга. Что интересно, сей факт заметили не перед матчем, когда проверяли всех, а в самом конце, всего за пять минут до финального свистка. Куипо дисквалифицировали, забитые им голы не засчитали.

— Но это действительно так… — все еще не понимал, в чем дело, посол.

— Разумеется, так, — согласился адъютант, — Точно так же несомненно то, что матч проходил на Лхбожее, что судья был лхбожейцем и врачи, проводящие тест, тоже. То, что нашим врачам не дали даже ознакомиться с результатами экспертизы, также немного настораживает. И уж совсем подозрительно то, что за последние три недели, пока проводился этот проклятый Кубок, лхбожейцы уже трижды выигрывают за счет подобной удачи — «вовремя» замеченного допинга.

— Суд совершенно четко высказался…

— Лхбожейский суд, — внес очередную поправку адъютант. — К нашему никто даже не обращался.

— Ну вот что, любезный, — снова заговорил Император, — меня, признаться, нисколько не удивляет, что вас закидали. Скорее уж удивляет то, что это были камни, а не гранаты… Был бы я помоложе годков на сто, тоже бы в тебя чем-нибудь таким запульнул…

Телохранители мгновенно подобрались, видимо ожидая прямой команды на уничтожение. Посол испуганно заерзал, кажется начиная соображать, что дипломатическая неприкосновенность в некоторых ситуациях не такой уж и прочный щит. К его счастью, Император всего лишь шутил.

— Ты не думай, Дирситус, мне эта дурацкая чашка не нужна, — доверительно сказал он, — Мне за державу обидно, понимаешь? Некрасиво поступаете, и ведь уже не в первый раз… Ты своему президенту передай — понятия нужно соблюдать, зарываться сильно не надо… А то ведь я могу и напомнить, что у вас всего одна планета и армия — полтора миллиона лхбожейцев, а у нас этих планет — четырнадцать, не считая спутников, а в армии почти сто миллионов человек! И военных кораблей у вас полторы тысячи с мелочью, а у нас двадцать тысяч с гаком!

— Ваше Величество… — испуганно пролепетал Дирси-тус.

— Вот ты иди и подумай как следует. И я тоже прикину, как с вами поступить…

Посол с помощником торопливо поклонились и чуть ли не бегом смылись из тронной спальни. Дряхлая развалина, именующаяся Императором, пробормотала себе под нос весьма непечатное ругательство и злобно скрипнула зубами.

— Достали, сволочи инопланетные… Ни стыда ни совести… Вот помру — на кого Империю оставлять? Сожрут вас без меня, живьем сожрут… Ну да ладно, даст бог, проживу еще годок-другой. Давай-ка продолжим с тобой…

Император поманил меня пальцем, и я послушно приблизился.

— Ты вот, Олег, мне скажи — а к чему ты этот вопрос насчет дат задал?

— Просто дело в том, Ваше Величество, что в моем родном мире сейчас только двадцатый век… то есть нет, уже двадцать первый. Простите, он начался всего несколько лет назад, и я еще не привык.

— Вот как? — не особо удивился монарх. — Так ты, значит, все равно что из прошлого явился…

— Ваше прошлое и наше настоящее неидентичны, Ваше Величество.

— Так уж и не идентичны… Вот скажи — в твоем двадцатом веке Первая и Вторая мировые войны были?

— Были.

— А русская революция?

— Была.

— А англо-арабская конфронтация?

— А вот этого не было! — обрадовался я. — Ничего похожего!

— Действительно, разные… Но я вот чего не пойму — если у вас там все почти как у нас… Почти, я сказал! Так вот, ты-то откуда там взялся? Ты кто вообще такой?

— Яцхен, Ваше Величество.

— А это что такое?

— Яцхен — это и есть яцхен. Искусственное существо, эксперимент. Мозг у меня человеческий, а вот все остальное — нет.

— Интересно-то как… — хитро прищурился старик.

— Ваше Величество, отдайте это существо мне! — внезапно попросил старичок в очках, который уже давно с нескрываемым интересом пялился на меня. — Разрешите мне забрать его в мою Академию!

— Это еще зачем? — поинтересовался Император.

— Ваше Величество, это же бесценный кладезь информации! — возмутился академик. — Мы просто обязаны воспользоваться этим источником! Представляете, какой это будет прорыв?

— А в какой области?

— Да во всех! В изучении параллельных миров, в генетике, да мало ли где еще!

— Я, между прочим, стою прямо здесь, — сухо напомнил я. — Мне не нравится, когда мою судьбу обсуждают, совершенно не советуясь со мной.

— Грубовато, но по сути верно, — согласился Император. — Что скажешь, профессор?

Профессор только пренебрежительно отмахнулся: мол, стоит ли говорить о таких мелочах?

— Знаете, профессор, вы мне напоминаете некоего Павла Романовича Краевского, — задумчиво сообщил я. — Он тоже хотел запереть меня в клетку и исследовать до посинения, причем мое согласие его нисколько не интересовало.

— Занятно, занятно, — хмыкнул Император. — И как же вы с ним разобрались в такой ситуации?

— Ну последний раз, когда мы виделись, он лежал с перерезанным горлом, а на моих когтях была его кровь… — равнодушно ответил я.

— Понял, профессор? — крякнул Император. — Уели тебя, уели…

Профессор обиженно надулся.

— А вот что скажешь, если мы тебя наймем? — хитро прищурился Император. — Подсобишь нашим умникам там, где они тебя попросят, а тебе за это денежку платить будут, а? Как идейка?

— Соглашайся, патрон! — влез Рабан. — Пока-то я еще сориентируюсь, в какую нам сторону лететь… Если нас далеко закинуло, может не одна неделя пройти! Надо же пока чем-то…

— Не возражаю, — уже не слушая доводы керанке, согласился я. — Но с одним условием — никакой вивисекции! Резать я себя не позволю!

— Ну это дело ясное, кому ж такое понравится, — ухмыльнулся Император. — А насчет остального — договорились?

— Договорились, Ваше Величество.

— Ну тогда ступай себе… Эй, кто там есть, доставьте его по назначению! А мне спать пора, вон врач уже весь изнервничался, по часам стучит…

ГЛАВА 22

Это — МОЙ город!

Юрий Лужков

Миновало четыре с половиной недели, с тех пор как я согласился поработать на императорских ученых двадцать девятого века, пока Рабан ищет путь домой. Вообще, я не пожалел о своем согласии — приятно было какое-то время пожить относительно спокойной жизнью. Очень относительно, если честно…

К моему облегчению, оказалось, что, когда тот профессор называл Академию своей, он имел в виду не то, что он там самый главный, а всего лишь то, что он тоже там работает.