Читать книгу "В тени славы предков - Игорь Генералов"

Но бежать Павше не пришлось. К паужину[203]невдалеке остановился воз. Павша слышал, что кое-кто из его земляков доброй волей уже начал служить Владимиру, и по селениям собирают кормы, надеясь в будущем получить хорошее место, тиуна, к примеру, или посельского. С возом было трое вершников, эти-то, поди, и выбивали дани князевым «словом и делом». Один из вершников, главный, наверное, — в распахнутом летнике, с топором за поясом, спешившись, шутил с находниками, пока разгружали воз, хохотал, уперев руки в боки. Похоже, не первый раз здесь, как со своими общается. «Некрут! — узнал Павша. — Прикормился, пёс!» Подошёл поближе, чтоб удостовериться. Некрут обернулся и тоже узнал пасынка:

— А ты как здесь?

Рожа Павшиного отчима вытянулась от удивления, ему тут же пояснили:

— Не смотри на него. Шухло это, полонянник. Пошёл отсюда!

Некрут заржал, бросил в сторону Павши:

— У такой блудливой суки, как твоя мамка, сыны только холопами и будут!

Павша, взревев, бросился к Некруту, но тот успел выхватить топор, замахнулся. Им не мешали. Ну, бросился пленник на руса, что с того? У руса топор, отобьётся. Павша поднырнул под удар, обхватил Некрута за бёдра, поднял и грянул оземь, прыгнул коленями на грудь и с силой ударил в лицо. Когда Некрут обмяк после удара, Павша вцепился Некруту руками в горло, начал душить. Его с криками били по рёбрам, пытаясь отцепить, в конце концов отволокли, туго связали чересседельником.

За нападение на свободного человека, к тому же из завоёванной страны, высказавшего преданность новому князю, полагалась смерть. Заяц бегал, просил воевод, друзей, чтобы похлопотали перед князем. К счастью, Владимиру было не до этого: он собирался вслед за сугонной[204]ратью Волчьего Хвоста ловить Ярополка. У Добрыни своих дел тоже было по горло: он обустраивался в Киеве, пытался вернуть разбежавшихся бояр, собирал тиунов, старшин купеческого и ремесленного братств, совещался, узнавал, кто, что и зачем. Оставалось обратиться к Кальву, самому набольшему после Добрыни и Хвоста. Олавсон, выслушав то, как получилось, заключил:

— У парня были причины броситься на этого Некрута, раз он напал на него с голыми руками против топора. Если Некрут считает, что его лишили чести, то пусть вернёт её в поединке, если нет, то наказывать парня смертью несправедливо. Пусть тогда секут его плетьми до тех пор, пока не попросит пощады. Если он действительно храбр, то будет долго держаться, и тем, кто это увидит, будет что рассказать.

Павшу секли нещадно, он до крови обкусал кулак, но не закричал, держался, пока не потерял сознание. Из уважения к воле, проявленной Павшей, его осторожно, иссечённой спиной кверху, перенесли в воинский шатёр, где жил Заяц. Два дня Павшу знобило; едва рядно касалось окровавленной спины, он громко стонал. Заяц, обрабатывая раны, ворчал:

— В кого ты такой колготной? Дядька твой спокойнее, отец, по сказкам, вообще в думу княжескую сгодился бы. Неужто я Колоту так задолжал, что Морок тебя на мою голову сбросил?

На третий день Павше стало лучше, а на четвёртый он поднялся, скривившись от боли, и натянул на себя рубаху. Кмети играли в зернь. Отвлёкшись на Павшу, начали радостно зубоскалить:

— Глянь-ко, очнулся!

— С тебя Морана кожу живьём содрала, на спине следы когтей её!

— Не журись, парень, пока твоего князя от печенегов на верёвке тащат, совсем здоров будешь!

— Ха-ха-ха!

— Ладно, не обижайся. Скоро у нас общий князь будет. Владимир, — плечистый густобородый ратник миролюбиво улыбнулся Павше. — Ярополка если не догнали, то он к печенегам ушёл. Когда Ярополк приведёт под Киев печенегов, снова встанешь за него?

Полы шатра завёрнуты, тёплый пряный ветер приятно задувает внутрь. Снаружи слышны деловые окрики, праздные голоса. В такой погожий день степняки разорили Осинки. Павша сказал, серьёзно посмотрев на ратника:

— Печенеги убили моего отца и брата. Я встану против них. В походе, когда против вас с ними шли, я в их сторону смотреть не мог.

Павша вышел из шатра, постоял, озираясь по сторонам, привыкая к прикосновениям едва затянувшихся рубцов к полотну рубахи. Стоявшие неподалёку пятеро или шестеро варягов приветственно помахали ему руками. Один, самый рослый из них, опоясанный наборным из серебряных изузоренных пластин поясом, — видать, не из простых воинов, — подошёл, о чём-то заговорил на свейском языке и вдруг, протянув Павше широкую открытую ладонь в заскорузлых от весла мозолях, сказал по-славянски:

— Добрый молодец ты есть!

Павша пожал варягу руку. Он прошёлся по стану, какие-то неизвестные ратные — то варяги из свеев и руян, то славяне — приветливо кивали ему. До Павши дошло, что Владимировы воины оценили, как он вытерпел наказание. От этого глухая боль в спине стала терпимее, гордо развернулись плечи. Он уже не чувствовал себя здесь чужим. Порой оглядывался по сторонам, надеялся, что снова Некрут попадётся. Теперь он при всех вызовет его на поле, и Некруту попросту не позволят отвертеться.

Бродя по стану, он заблудился. Дойдя до древней разрушенной крепости, только сейчас понял, какое большое войско привёл Владимир и насколько далеко раскинулся стан. Повернувшись спиной к горе Щекавице, начал выбираться по приметам назад, снова окунувшись в суету сновавших по стану людей. Приметив свой шатёр, ускорил шаг и наткнулся на Зайца.

— Выздоровел, гляжу, — обрадовался тот, — твоих всех освободили. Князь наш клятву с них взял меч не вздымать на него. За тебя Кальв похлопотал, ты теперь тоже волен.

— И куда мне теперь? — вырвалось у Павши. Привыкший жить службой, иногда вырываясь на волю, сладкую и такую короткую, он теперь растерялся. Без коня, оружия и службы он показался себе отторгнутым из рода изгоем — идти, кроме леса, некуда.

— У тебя же брат на Подоле. Ступай к нему, переночуешь, а назавтра домой в Осинки, — сказал Заяц. — Берегись только: Владимир с Добрыней ушли за Ярополком, мы уходим тоже, потому сволочь разная из нор повылазила. Вишь, что творится. Твой отчим, змей ползучий, в чести стал. Таких, знаешь, сколько? Князь пока не разбирается, кто есть кто, таскают кормы войску — и ладно. Но время ратное закончится, и порядок наведут.

— А что, Владимир город блюсти вместо себя не оставил никого?

— Оставил, — Заяц странно как-то поморщился, — младшего сына старого Вуефаста, Стремира. Тот при Ярополке не лез никуда, потому вроде как в опале был, потому верен будет тому, кто его вознёс. С ним варягов горсть осталась, порядок они не удержат, особенно если бояре Ярополка крамолу задумают. Я слышал рассказы болгар о том, что в Преславе творилось, когда власть там пропала. Может, у нас такого не будет, свои люди вроде кругом.

И вдруг резко сменил разговор: