Читать книгу "Обратная сторона войны - Олег Казаринов"

Тогда американцы стали козырять своим мощным военно-промышленным потенциалом и внушительной армией. В ответ на это англичане заявили, что возглавить объединенные силы должен именно англичанин Монтгомери: «Да, конечно, английская армия на поле брани малочисленна и слаба, но зато Англия имеет великого полководца!»

Далеко не всем американцам Монтгомери пришелся по вкусу.

«Рослый, великаноподобный Паттон, вояка и артисте громовым голосом, терпеть не мог щуплого, серого внешне, слабоголосого командующего 21-й группы. Один из богатейших людей Америки, а потому человек независимый, миллионер Паттон с явным пренебрежением смотрел на маленького английского генерала, всю жизнь прожившего на армейском пайке. Назначение Монтгомери командующим наземными силами союзников в Западной Европе было воспринято Паттоном почти как оскорбление. (В этом он был не одинок: другие американские генералы чувствовали себя так же.) Он без устали острил над Монтгомери, не останавливаясь перед серьезными вещами».

Так, например, «когда весной 1945 года почти все усилия англо-американских союзников были сосредоточены на подготовке пересечения Рейна группой войск под командованием Монтгомери, Паттон без помощи других и без многомесячной подготовки подобрался к Рейну и форсировал его за несколько дней до даты, намеченной генералом Монтгомери для переправы. Паттон преднамеренно задержал весть о своем пересечении Рейна, объявив об этом в самый канун форсирования Рейна войсками Монтгомери, чтобы испортить в мировой печати эффект ожидаемой операции. Это называлось: «Украсть заголовки у Монтгомери».

У союзников часто возникали разногласия из-за того, когда и какие именно цели должна бомбить авиация. И чья именно авиация это должна делать: английская или американская?

«Удачная высадка двух дивизий вскружила американцам голову: они не скрывали своего насмешливого отношения к англичанам. Какой-то остряк-янки сочинил анекдот, смысл которого сводился к тому, что английские генералы сели в Арнеме в лужу и, если бы не поляки, они никогда не выбрались бы из нее.

Отношения между союзниками, как при всяком кризисе, становились все напряженнее. Они посмеивались друг над другом, выпячивали свои собственные военные усилия, интриговали».

Разногласия и плохая координация действий сказывалась и на полях сражений.

«Танки 2-й британской армии, наступавшие на юг от городка Комон, ворвались в Вир первыми и заняли его без боя. Однако, осмотревшись, командир танкового батальона обнаружил, что захватил «чужой» объект: по плану союзного командования, Вир предназначался американцам. После некоторого раздумья, командир приказал своим танкам очистить «американский» город. Немцы воспользовались этим, поспешно бросили в Вир большие силы. Ожесточенные бои за этот важный пункт шли потом долго, были кровавыми, привели к большим потерям с обеих сторон».

Быть настороже по отношению друг к другу союзников заставляла и их внешняя политика.

Диктатор Испании генерал Франко настойчиво искал сближения с Англией против СССР и против США (!). В письме, переданном «нашему доброму другу британскому премьер-министру» испанским послом герцогом Альба, говорилось: «Если Германия будет уничтожена, и Россия укрепит свое господство в Европе и Азии, а Соединенные Штаты будут подобным же образом господствовать на Атлантическом и Тихом океанах, как самая мощная держава мира, европейские страны, которые уцелеют на опустошенном континенте, встретятся с самым серьезным и опасным кризисом в их истории».

Черчилль не пошел на сближение с Франко, но различные варианты антиамериканского союза британским кабинетом рассматривались и изучались.

Тому можно привести массу примеров, но я не стану этим заниматься. Любой желающий найдет их в других книгах и научных трудах, посвященных этому вопросу.

Скажу лишь, что история военных союзов полна парадоксов, разобраться в которых можно только при глубоком изучении темы.

Сегодня, несмотря на многочисленные инсинуации, люди уверены, что коммунизм и фашизм — антиподы. После самой страшной в истории человечества войны между ними ни у кого не возникает сомнения в том, что это гак.

Но так было не всегда. В ТЕ годы все было по-другому. Не так однозначно. Порой, доходило до абсурда.

Например, баварский секретарь уголовной полиции Файль, побывавший летом 1921 г. на митинге НСДАП, доложил своему управлению, что Гитлер «не что иное… как предводитель второй Красной Армии».

Сам Гитлер без зазрения совести признавал: «Я многому научился у марксизма. Я сознаюсь в этом без обиняков. Новые средства политической борьбы идут, по сути, от марксистов. Мне надо только было взять и развить эти средства, и я имел, по сути, то, что нам нужно. Мне надо было только последовательно продолжить то, что десять раз сорвалось у демократов, в частности, из-за того, что они хотели осуществить свою революцию в рамках демократии. Национал-социализм — это то, чем марксизм мог бы быть, если бы высвободился из абсурдной, искусственной привязки к демократическому строю».

Разумеется, в этой фашистской демагогии стороннему наблюдателю было очень трудно отделить зерна от плевел. К тому же в перерывах между уличными побоищами друг с другом, немецкие коммунисты и фашисты в 1932 г. активными совместными действиями, плечом к плечу, поддерживали забастовки рабочих и работников общественного транспорта, чтобы «не поколебать своих твердых позиций среди трудового народа».

Не так уж трудно представить себе возмущение, которое могут вызвать подобные примеры. Как же, попытка скомпрометировать коммунистов фашистскими симпатиями! Но не бывает дыма без огня. Почему-то никому и в г олову не приходит заступаться за итальянский фашизм, несмотря на его противостояние германскому.

Да, итальянские и немецкие солдаты воевали вместе в России, на Балканах, в Африке и в самой Италии. Делились друг с другом солдатским сухарем, показывали фотографии жен и детей, обменивались сувенирами.

Диверсанты оберштурмбанфюрера Отто Скорцени в 1944 г., жертвуя собой, вызволили арестованного Муссолини из-под самого носа у охраны с Гран Сассо д'Италия, самой высокой горной вершины Абруццких Апеннин.

А между тем, отношения между двумя фашистскими режимами были весьма неоднозначными.

В своем завещании Гитлер так отзывался о своем итальянском союзнике:

«Рассматривая события трезво и безо всякой сентиментальности, я должен признать, что мою неизменную дружбу с Италией и с дуче можно отнести к числу моих ошибок. Можно без преувеличения сказать, что альянс с Италией больше шел на пользу нашим врагам, нежели нам самим… и в конечном итоге будет способствовать тому, что мы — если мы не одержим все же победу — проиграем войну…

Итальянский союзник мешал нам почти всюду. Он помешал нам, к примеру, проводить революционную политику в Африке… потому что наши исламские друзья вдруг увидели в нас вольных или невольных сообщников своих угнетателей… (…) Помимо того, смешная претензия дуче на то, чтобы в нем видели «меч ислама», вызывает сегодня такой же хохот, как и до войны. Этот титул, приличествующий Мухаммеду или такому великому завоевателю, каким был Омар, был присвоен Муссолини несколькими печального вида парнями, которых он подкупил или запугал. Был шанс проведения большой политики по отношению к исламу. Он упущен — как многое другое, что мы проворонили из-за нашей верности союзу с Италией…